– Туда выехал Миньон. Мы позвонили Симпкинс, она направляется к нам со своими агентами; но эта девочка, Зои, продолжает лепетать ваше имя. Может, вы…
– Разумеется.
Оставив Эддисона и Холмс вытирать пролившийся кофе, я вошла за занавеску к девочке. Холмс сказала, что ее зовут Зои. Она отбивалась от развязавших ее медсестер, беспорядочно молотила тощими руками, не прекращая воплей.
– Зои? Зои, ты слышишь меня?
Если она и слышала, то была слишком занята, чтобы ответить.
– Зои, меня зовут Мерседес, Мерседес Рамирес.
Вопли вдруг прекратились, и она уставилась на меня, хотя вряд ли увидела. С трудом приподнявшись, судорожно выдохнула, пробормотав:
– Мер-мер-мерседес. Мерседес. Спасет Мерседес… она говорила… Мерседес.
Свободной рукой старшая медсестра показала мне на место возле кровати. Я послушно присела, натянув выданные мне перчатки, и когда девочку переложили туда, я смогла завладеть ее руками – мягко, но решительно, поскольку ей хотелось вырваться и продолжить царапать себя. Все ее руки, сверху донизу покрытые яркими пятнами сыпи, были исполосованы яростными кровавыми расчесами.
– Это верно, Зои, – мягко произнесла я, – теперь тебе помогут. Тебя привезли в больницу, и твои братья тоже здесь. Мы поможем вам. Здесь вы будете в безопасности.
Судорожные вздохи перешли в рыдания, и она, обессилев, склонилась вперед, позволив мне обнять ее. Я осторожно подставила плечо под ее щеку, стараясь избежать непосредственно контакта моей голой шеи с ее лицом: мне не хотелось подвергнуться случайному воздействию наркотика, оставшегося на ее коже и одежде.
– Нам надо осмотреть тебя, – проворковала я, крепко держа ее, чтобы медсестры могли нормально работать.
Не теряя времени попусту, они ловко проверили состояние жизненно важных органов и поставили капельницу. Вняв увещеваниям, Зои повернула руку, позволив им взять анализ крови. Воздействие наркотика установлено, но нужно провести тщательную проверку показателей.
– Мои братья, – сдавленно прохрипела она.
– Они здесь, Зои, всё в порядке. Им тоже помогают. Они лежат за соседними занавесками.
Девочка начала задыхаться, и я мягко помассировала ее спину, стараясь немного успокоить дыхание.
– Та женщина. Она держала… тащила нас. Та женщина.
Девочка вдруг так сильно взмахнула рукой, что вторая игла едва не выскочила из вены. На ее запястьях отпечатались красные пятна, более темные, чем сыпь. Отпечатки пальцев? Начинающиеся синяки?
– Она схватила тебя за руку, верно, Зои? Удерживала тебя, чтобы твои братья не сопротивлялись?
Кивнув, та глубоко вздохнула. Дрожь ее уменьшилась, и девочка опять вздохнула, но уже спокойнее.
– Ангел… милосердный. Но у нее не было крыльев.
– Зои, когда она пришла, вы с братьями спали?
– Спали? Пытались уснуть… пытались, но у нас зудело все тело, все очень чесалось.
Она опустила взгляд на свои руки и попыталась высвободиться, чтобы почесать их. Одна из медсестер держала одну ее руку с капельницей, а я прижимала вторую руку к боку девочки.
– А когда у вас начала зудеть кожа? Зои? Когда начала чесаться?
– Мы хотели ужинать. В спальне кончилась еда. Мама и папа готовили нам ужин. Мы никогда не ели на кухне. Нет, поели только сегодня вместе с мамой и папой.
«Cagaste y saltaste en la caca. Jesucristo»
[40]. Что за идиоты, нет бы стряпать чертову наркоту в сарае или гараже; так нет же, они пользовались собственной долбаной кухней… В спальне кончилась еда? Неужели дети прятали еду в своих спальнях, поскольку им не разрешали заходить на кухню? «Santa Madre de Dios!»
[41]
– Значит, вы поужинали и пытались заснуть. И что случилось потом? Зои?
– Появился ангел, – тише произнесла девочка срывающимся и охрипшим от крика голосом. – У ангелов есть крылья. Но у этого не было.
– Что же сделал тот ангел?
– Она… она…
Внезапно Зои судорожно вздохнула, у нее начался припадок. Медсестры высвободили девочку из моих рук и положили на кровать, поддерживая ее конвульсивно дергающуюся голову. Один из медиков смотрел на часы, фиксируя протяженность приступа.
– Давно начался? – резко спросила молодой врач, откинув занавес и войдя в бокс.
– Сорок две секунды, – ответил медик с часами.
Ей сделали внутривенную инъекцию чуть выше запястья, но припадок начал ослабевать лишь через пару минут. Едва она обессиленно обмякла, на лицо ей надели кислородную маску.
– Сожалею, агент, но вам необходимо уйти отсюда, – сказала врач, и, надо признать, она действительно выглядела огорченной.
– Конечно. А как ее братья?
– Успокоились. Можете попытаться.
Стащив испачканные перчатки, я натянула чистую пару, просто на всякий случай, и направилась в следующий, скрытый за занавесками бокс. Да, там под неусыпным надзором медсестры лежал один успокоенный малыш; он жадно пил воду, его руки сотрясала мелкая дрожь. Опустошив чашку, он попытался протянуть ее за добавкой, но смог лишь неуверенно качнуть рукой в направлении сестры. Она налила еще немного воды из графина и опять вручила чашку ребенку. У локтя мальчика белел пластырь, оставшийся после взятия анализа крови, а к тыльной стороне ладони подсоединили капельницу. Медикам не пришлось мучиться с ним, как с Зои, – к его груди уже также подсоединили датчики кардиомонитора, а кислородная маска лежала на кровати сбоку от него.
– Сухость во рту, – тихо пояснила мне медсестра. – Пока мы можем помочь ему только водой, но скоро все-таки придется надеть кислородную маску.
Мимолетно улыбнувшись ей, я вновь посмотрела на мальчика и произнесла:
– Меня зовут Мерседес. – Он кивнул, словно, услышав знакомое имя. – А ты можешь сказать мне, как зовут тебя?
– Брайден, – проскрипел он.
– Отлично, Брайден. Сколько тебе лет?
– Девять. И Калебу тоже. А Зои восемь. – Он быстро поморгал, но не смог сфокусировать взгляд. – С Зои все в порядке?
– Никто из вас пока не в порядке, – честно ответила я, упершись руками в изножье кровати, – однако вам оказывают помощь, и на данный момент это самое важное.
– Я слышал испуганные голоса.
– У Зои случился припадок. – Медсестра испуганно глянула на меня и уже открыла рот, видимо, намереваясь прервать мои откровения, но сдержалась. – Ей сделали укол, чтобы снять этот припадок, и теперь проводят обследование, выясняя, чем еще ей можно помочь.
