Направлена ли была их болтовня на то, чтобы помочь мне сосредоточиться? Если б они искренне беспокоились о том, чем обернется сегодняшнее расследование, то вели бы себя тише воды ниже травы (Вик и Стерлинг) или абсолютно навязчиво и несносно (Эддисон, неизменный Эддисон). А сейчас, судя по их поведению, жизнь продолжается, дела идут своим чередом.
За двумя моими стоящими визави со скрипом открылась дверь. Все залы совещаний на этом этаже имели скрипучие двери, вне зависимости от того, как часто смазывались их петли высокоэффективными антикоррозийными средствами. Ходил слух, что некий предприимчивый агент специально подсовывал булавки в петли, чтобы их скрип предупреждал об открытии двери любого страдальца, ожидавшего в коридоре вызова для показаний или дисциплинарного взыскания. Я понятия не имела, имеет ли этот слух под собой реальные основания, но также знала, что никто из агентов никогда не будет выяснять это. Мы не лишены суеверий, даже если нам следовало бы быть умнее.
Появившийся в дверях молодой парень, вероятно только-только закончивший академию, старательно прочистил горло и объявил:
– Агенты, мы готовы вас выслушать.
– Мерседес? – Вик сжал мое колено.
Я кивнула, медленно вздохнула и наконец встала.
Слегка толкнув меня плечом, Эддисон уткнулся носом в мою щеку и пробурчал:
– Помни, что мы за тебя. Ты не одна здесь, chula
[65].
Я почувствовала, как изменился его, знакомый мне, запах из-за больничной отлёжки. За прошедшие десять лет эти двое мужчин стали мне родными, и Стерлинг тоже успела породниться с нами. Они встанут за меня стеной на пороге ада и даже за ним.
И я тоже всегда готова прикрыть их.
31
Через два с половиной часа, когда допросы в основном закончились, агент Дерн отпустила нас на обед. Вердикт, какой-никакой, будет оглашен, когда мы вновь соберемся. Ожидая принятия решения, мы удалились из зала совещаний в свою рабочую комнату, где застали наших девочек с прицепленными на блузки гостевыми бейджиками. Они притащили кучу закусок, напирая на то, что вдобавок окажут нам моральную поддержку. Инара и Виктория-Блисс на самом деле уехали в Нью-Йорк еще в пятницу, но вчера вечером опять приехали, чтобы явиться сюда, и это много значило.
Эддисон попробовал свой сэндвич. После ранения у него пропал аппетит, что естественно, но не здоро́во. Он едва не окосел от этой боли, у него даже начал подергиваться левый уголок рта. Как можно осторожнее я подсунула свою ногу под его раненую конечность и, приподняв ее, обхватила за лодыжку и водрузила себе на колени. В горизонтальном положении нога его хоть и не перестанет болеть, но все же так ей будет легче. Испустив тихий вздох, Брэндон слегка пихнул меня локтем.
Честно говоря, я думала, что мы проделали это удивительно незаметно, но Вик, поймав мой взгляд, слегка улыбнулся и покачал головой, выражая неодобрение упрямством Эддисона.
Прия с рассеянным видом положила на стол руки и ненавязчиво подвинула в мою сторону пару декоративных альбомов.
– Вик, Эддисон, ваши экземпляры тоже близки к завершению, но мне показалось важным сделать вовремя эту парочку.
Я открыла обложку, осознавая, что Вик и Брэндон пригнулись ко мне с двух сторон. Стерлинг улыбнулась и начала убирать контейнеры. На первой фотографии – Инара, в те самые первые дни после спасения из Сада; спина ее украшена татуировкой крыльев Древесницы западной в бежевых, рубиново-розовых и сиреневых тонах; ее бока и руки в ранах и ожогах от пожара, вызванного взрывом, и от осколков стекла. Слегка повернув голову, она, прищурившись, смотрела на кого-то через плечо. А напротив в уголке страницы – менее давняя фотография, с обнаженной спиной; в местах бывших ран осталось несколько узких шрамов, вокруг талии пенится радужная пестрота пышных юбок, голова повернута, словно она бросила быстрый взгляд через плечо; видимо, кто-то поддразнивал ее. Окраска крыльев слегка выцвела, руки скрещены на груди так, что видны лишь кончики пальцев. Остальные углы страницы заполнены изображениями крошечных бабочек и стопок книг.
Следующая страница посвящена Виктории-Блисс – бриллиантовый крезиловый синий тон в сочетании с черным тоном Голубянки мексиканской; они так же впечатляющи и ярки, как остальные цвета ее стильной внешности. Эта первая фотография, как и Инарина, явно сделана сразу после больницы, но на второй она сфотографирована на пляже – нижняя часть купального костюма, голубые сборчатые мальчишеские шорты; она явно спрыгнула с плоской скалы в пенные волны. Ее руки вытянуты вперед, словно она летела с большой высоты, а ноги взбивают пену сзади.
А вот и Равенна. Ее ноги перебинтованы из-за глубоких порезов, нанесенных тяжелыми осколками падавшего стекла, на ее темной коже выделяются белые, бледно-желтые и оранжевые тона крыльев. На более новом снимке – то ли Равенна, то ли Патрис, то ли вообще некая совершенно новая личность, гармонично вобравшая в себя изысканные достоинства обеих своих ипостасей: в обрезанных легинсах она застыла на одной ноге в танце en pointe
[66], руки вытянуты в одну сторону, и другая нога также горизонтально вытянута в ту же сторону. Непоколебимая, грациозная и уверенная поза, несмотря на проливной дождь. В ее глазах светится надежда, ее будущее зависит от удачи и мудрой заботы матери и дочери Шравасти.
Очередные страницы посвящены остальным выжившим Бабочкам, в прошлом и настоящем, здоровым и в большинстве веселым. Исцелившимся. Последняя страница из первой части альбома посвящена Кейли, похищенной в день своего двенадцатилетия. Она пробыла в Саду достаточно недолго и избежала татуировки в виде крыльев, поэтому, в отличие от других девушек, ее сфотографировали полностью одетой. Она долго преодолевала последствия – не только из-за того, что ее изнасиловали и похитили в столь юном возрасте, но также из-за значительного и разнообразного общественного резонанса, вызванного ее похищением. Сейчас, всего за несколько месяцев до ее шестнадцатилетия, на фотографии она с сияющей улыбкой гордо показывает свои новенькие ученические права.
Таков был летний проект Прии. Я продолжала медленно переворачивать страницы, запечатлевшие девочек в моменты их новой жизни; для некоторых групповых фотографий они, очевидно, специально собирались вместе. Инара защищала Кейли в Саду и всеми силами старалась помочь ей потом справиться с травмами – и вот они на одной из страничек, закрыв глаза и улыбаясь, раскинулись на покрывале, залитые солнечным светом. Совершенно не осознавая, что на них вот-вот выплеснется наполненный водой воздушный шарик. Это… это реально дьявольская шуточка.
Но, с другой стороны, их затеи совершенно нормальны и безопасны, и, господи, какой же большой путь прошли эти замечательные девушки к успешной новой жизни!
На последней странице собрались вместе все семеро выживших, запечатленные на каком-то дворе или лужайке в момент разудалой пляски; все одеты в белые открытые платья без рукавов, их волосы распущены, а за спинами, поблескивая на солнце, колышутся яркие разноцветные крылья бабочек, в которые дети обычно наряжаются на карнавалы или Хэллоуин. Все они весело смеются.
