Бард вскинул голову и встретился с ней взглядом. Его глаза сияли тем же черным внутренним светом. На миг принцессе почудилось, что этот свет струится в ее глаза. В этот миг полный жизни юноша будто бы сделался неосязаемым, как воздух, как время, словно он стал всего лишь маской какого-то безымянного древнего осколка прошлого, проникшего под кров ее отца. Принцесса была привычна к виду древних вещей, и что-то в ее душе узнало в этом человеке одну из них.
Моргнув, она освободилась от наваждения, перевела дух и вновь увидела его неотразимое лицо и мрачное любопытство в устремленных на нее глазах. Кровь закипела в ее жилах, и она почувствовала, что неудержимо краснеет – от ключиц до лба. Она с трудом отвела взгляд в сторону, но и после этого чувствовала на себе его глаза.
Однако, может быть, это ей просто почудилось: вновь подняв взгляд, она увидела, что бард смотрит на отца, говорящего хранителю коллекции:
– Да, Беатрис, как она вам и сказала, принесла нам загадку. Вот что нашлось в раскопе.
«Как же зовут этого барда?» – меж тем вспоминала она. Официально он еще не выступал при дворе, хотя накануне вечером Беатрис слышала негромкие звуки арфы с галереи для менестрелей. Она знала: он будет выступать сегодня, за ужином в честь лорда Гризхолда.
– Беатрис?
Все вокруг смотрели на нее. Почувствовав, что снова краснеет, Беатрис виновато улыбнулась.
– Извини, отец, я… Я задумалась, – она сделала шаг назад. – Мне пора. Уже отлив, и остальные ждут, когда я приеду подобрать их.
– Подожди, подожди, – со смехом сказал отец. – Прежде, чем убежать, расскажи нам, где это было найдено.
– О… За Докерским мостом, среди стоячих камней у берега реки.
– В самом деле? Что же могло вдохновить мэтра Кле на исследование этих развалин?
– Отец, никто не знает, что вдохновляет мэтра Кле.
– Да, это так. Что ж, если должна идти, значит, должна. И постарайся откопать что-нибудь настолько же удивительное, чтобы показать нам всем за ужином.
– Хорошо, отец.
Быть может, она снова почувствовала на себе взгляд барда, отворяя дверь, а может, это ее собственное влечение заставило ее оглянуться перед тем, как переступить порог. Да, он действительно смотрел ей вслед, и на его лице явственно отражалось то же удивление и интерес, что и на лице Беатрис.
Весь день она ломала голову над этим широким точеным лицом, странным образом излучавшим энергию одновременно с тайной. В нем чувствовалось нечто дикое. Нет, не то чтобы дикое – ничего звериного, возможно, всего лишь намек на непредсказуемость, вполне подходящую барду из мрачных и грубых гризхолдских земель. Должно быть, он собирал свою музыку везде, где бы ее ни услышал, среди высших и низших сословий, в палатах и в хижинах. Может быть… Это лицо то и дело появлялось между ее глазами и кистью, между ее глазами и маленькой киркой, пока они с Кэмпионом двигались вдоль края каменной кладки, выступавшего из-под слежавшейся земли. Время от времени Кэмпион принимался насвистывать, а порой задавал вопросы о диске, и она отвечала, почти не слыша собственных слов.
К концу дня она услышала его вскрик, обернулась и с удивлением увидела, что он, выронив кисть, протирает глаза.
– Миледи, – пожаловался он, смеясь и в то же время шмыгая носом, запорошенным пылью, – вы соблаговолили пожаловать меня целой тучей пыли прямо в лицо!
– Прости, – воскликнула Беатрис, шаря в карманах в поисках платка. – Вот, возьми…
– Не могу же я сморкаться в вензель династии Певереллов!
– Еще как можешь. Я всю жизнь это делаю.
Несмотря на свои возражения, он с великим энтузиазмом высморкался, протер слезящиеся глаза, подобрал кисть и бросил на Беатрис хитрый взгляд.
– Ты уже не первый час ничего не слышишь и даже не замечаешь. Уж не влюбилась ли?
Принцесса удивленно уставилась на него.
– Как я могла влюбиться, – будто со стороны услышала она собственные слова, – если увидела его только сегодня утром?
Веселье, извергшееся из глубин ямы, переполошило бы и самых закаленных обитателей этих руин. «Если бы, – с легкой горечью подумала принцесса, – здесь обитал хоть кто-то, кроме мэтра Кле».
– Кельда, – сказала леди Энн тем же вечером, помогая принцессе одеться к ужину. – Этого барда зовут Кельда.
Беатрис, уже четверть часа мучившаяся, стараясь подвести разговор к музыканту, мысленно вздохнула с облегчением.
– Странное имя.
– Да уж, могу вообразить. Должно быть, какая-то замшелая древность из гризхолдской истории, – согласилась леди Энн, прикладывая к зеленому атласному вороту платья принцессы сначала сапфиры, затем янтарь. – Однако я весь день только о нем и слышу.
– Вот как? – спросила Беатрис, пристально вглядываясь в ее отражение в зеркале.
– Кто о нем только ни спрашивал! Все фрейлины королевы и большинство ваших внезапно прониклись интересом к игре на арфе и наведываются на галерею менестрелей брать уроки.
– О-о… – Пав духом, принцесса окинула взглядом собственное опрятное, прилизанное отражение, затем изучила утонченное, неприступное лицо Энн, изящный вырез ее ноздрей… – Но, как я понимаю, не вы?
– На мой вкус, принцесса, он слишком, слишком неотесан. Всю жизнь провел в гризхолдском захолустье, и вдобавок похож на пони. Норовистого, надо заметить, – она приложила к шее Беатрис вычурное, кошмарно аляповатое колье из целых глыб аметиста, перевитых золотыми розами, словно сама того не замечая. – Хотя… Что-нибудь кроме этой грубой сермяги, пара приличных сапог, хорошая стрижка, и он, вероятно, вполне мог бы… Особенно при таких плечах…
К удивлению Беатрис, заметив ее ясный, испытующий взгляд, фрейлина прямо-таки покраснела: ее щеки подернулись легким румянцем цвета увядшей розы, как на старинных портретах.
– Прошу прощения, принцесса, я отвлеклась, – сказала она, поспешно убирая колье. – Конечно, это совершенно не подойдет.
– Действительно.
– Хуже, чем тот медальон. Кстати, вам удалось узнать, что он такое?
– И да, и нет. Когда-то он означал очень многое, а теперь ни для кого не значит ничего.
– Чем-то похоже на…
Фрейлина слегка запнулась, обдумывая предмет разговора.
– Да. Чем-то похоже на любовь. Я думаю, сапфиры.
– Полагаю, вы правы. Их цвет скрадывает бледно-зеленый цвет платья и выгодно подчеркивает ваши глаза.
– И все-таки чем он всех так очаровал? – задумчиво сказала Беатрис. – Нарочно он этого добивается, или все получается само собой?
– Пока не знаю, – медленно ответила леди Энн, застегивая цепочку и укладывая нити золота и темно-синих искристых камней на плечи Беатрис. – Но осмелюсь заметить, принцесса: выяснение может потребовать куда больше хлопот и волнений, чем он заслуживает.
