– А ты выступаешь? – спросил кто-то Фелана, заставив его с удивлением вспомнить, что он действительно выступает.
Под нажимом друзей он признался, что будет выступать, но практически не готовился и на победу вовсе не рассчитывает. Просто – чтоб было, что рассказать детям, когда они начнут приставать с вопросами, сделал ли он в жизни что-нибудь хоть чуточку интересное. После ухода друзей он задержался за пивом, слушая разных музыкантов, вновь пойманный в паутину восторгов, ожиданий и песен, накрывшую весь город.
Наконец он снова вышел на улицу, с удивлением оценил высоту солнца и длину теней на булыжной мостовой, и тут-то увидел отца.
Иона быстро, целеустремленно шагал куда-то вдоль берега, вверх по течению. Фелана он не заметил. Фелан устремился за ним, стараясь не спотыкаться о раскрытые футляры от инструментов на мостовой да пореже сталкиваться с гуляющими. Шли долго. Вот доки кончились, и толпа поредела. Следить за Ионой сделалось проще, хотя, вздумай он оглянуться, спрятаться было бы труднее. Однако Иона не оглядывался. Ближе к замку, где на улицах еще попадались кучки людей, толпившихся вокруг заезжих музыкантов, и чувствовалась прохлада предвечернего бриза, дувшего с реки, отец наконец-то свернул с неуклонно прямого пути, перелез через парапет набережной и скрылся из виду.
Фелан ускорил шаг, осторожно пересек усаженную деревьями набережную и, спрятавшись за толстым стволом, оглядел берег внизу. Иона шел вдоль реки по обнажившемуся после отлива илистому берегу, оставляя в грязи глубокие следы. Вот он снова свернул – к огромной трубе, наполовину заросшей кустарником, проложенной еще до того, как шлюзы, каналы и новые водопроводные сети изменили облик древнего русла реки.
Иона подошел к трубе и скрылся внутри.
Фелан издал негромкий стон, неуклюже перебрался через парапет и, увязая в иле, последовал за отцом в темноту.
Глава двадцатая
На этом следы Найрна вновь исчезают из истории. Все, что мы можем видеть, – «Круг Дней», то там, то сям поднимающийся из мутной болотной воды, точно поросшие травой кочки. Таинственное лицо, наполовину скрытое под капюшоном, и три параллельные линии, средняя из коих с обоих концов длиннее двух внешних (древнее начертание слова «хлеб»), подают знак тем, кто может узнать их, увидев в великом множестве самых невероятных мест. Чеканка на рукояти меча. Гравюра на фронтисписе книги. Резные розовые камеи на обеих сторонах дамского медальона. Рисунок на вывеске трактира под многозначительным названием «Бродяга». И на другой вывеске – над входом в пекарню. Наконец, древнейшая, лишь недавно сделанная находка – металлический диск, на одной стороне которого изображено лицо под капюшоном, а на другой – загадочные линии.
Чье это лицо?
Кто носил этот диск?
Что он мог означать для носителя?
Может ли статься, что Найрн находил в этих относительно твердых кочках нечто знакомое, оставшееся неизменным в течение столетий, берущее начало в его прошлом, такое же долговечное, как он сам? Вполне возможно. В нескончаемом круговороте его собственных дней ничто другое не было так непреложно, как эти символы его юности. Вероятно, изначально это было его лицо. После разговора с Арготом Ренне он действительно мог отыскать в своих странствиях этакий тайный конклав. Мог раскрыть его членам историю своей жизни, и даже то, что когда-то узнал о тайных силах, которыми они стремились овладеть. Возможно, он сам основал это общество в попытках возродить силу, которой некогда обладал, и которая иссякла или была отнята у него на Костяной равнине. Не исключено, что какое-то время члены этого оккультного общества носили такие диски как отличительный знак.
А может быть, это лицо принадлежало Деклану, который умер, так и не завершив поисков придворного барда, достойного короля Оро и равно одаренного в музыке и волшебстве?
Возможно также, что все эти знаки оставлял в истории сам Найрн в разных обличьях – печатника, булочника, воина, любовника, трактирщика – как крик в бескрайних сумерках, в которых он жил, обреченный вечно, день ото дня, видеть, как все, что он знал и любил, уходит, уплывает в ночь.
Таким образом, «Круг Дней» указывает нам путь Бродяги, так и не прощенного неумолимой силой земли, по которой он странствовал. Охваченные жалостью и страхом, мы начинаем задаваться вопросом: с какого же деяния, коему нет прощения, начался его одинокий поход сквозь историю?
Что может оказаться столь непростительным?
Что же случилось в той башне?
Пошел он, побрел в неведомый мир
Неприкаянный,
Непрощенный,
В дали такие, где слово и звук
Оторвались от корней.
Долго их время трясло в решете,
Пока каждое слово не стерлось,
Не износилось до блеска
Нового ясного смысла.
Вот как далек был его
Путь сквозь родную речь,
Умиравшую и воскресавшую.
Э. М. Найт.
Из «Песни о Непрощенном»
В первом путешествии за пределы равнины Стирл, где Найрн прожил в том или ином обличье больше трех сотен лет, он оставил следы по всему Бельдену.
Он снова, как в дни юности, бродил по свету, но на этот раз искал не музыку, а «Круг Дней». Как знать, вдруг этот источник силы поможет оживить призрачное, едва тлеющее в нем волшебство, позволявшее скрывать возраст и превращаться в камень, когда тянуло забыться, но не более… Ему никак не удавалось настроить арфу в лад этому волшебству. Даже простейшего строя было не добиться. Быть может, вновь обретенное волшебство вернет ему и музыкальный слух?
Поэтому-то он и бродил по быстро растущим городам, бросая клич каждому, кто мог бы его услышать. Времени на то, чтоб выучиться новым ремеслам, хватало с избытком, мест, где можно было применить их к делу – тоже. Его знак, его печать висела над дверьми самых разных лавочек, ею были помечены драгоценности, хлеб, оружие, книги – все, что могло бы привлечь понимающий взгляд и родственную душу. Мало этого: прибегая к методам Деклана, он основывал на каждом новом месте собственный «Круг Дней». Отыскивать пытливые умы, восторженных последователей, падких на тайны, церемониальные мантии и опознавательные знаки – диски, покрытые убедительной патиной времени, было нетрудно. А вот найти в этом царстве обыденной прозы обладателя истинного дара казалось делом безнадежным. Волшебство словно умерло оттого, что вырезанные в камне древние слова отошли в прошлое и никто больше не мог произнести их вслух, даже если бы расшифровал их из научного любопытства или в мечтах о волшебстве.
В конце концов он сдался. Бросил все, закрыл последнюю лавочку, распрощался с друзьями, приверженцами и любовницами, покинул разросшийся город, в который превратилась крохотная деревенька Кайрай, и отправился вниз по Стирлу, в море. Корабль шел в те земли, где родился король Оро.
