Мы обязаны земле своими жизнями, и, как выразился Уильям Брайант Логан, «тела, которые мы возвращаем, – недостаточная плата». Однако, возможно, для начала и это неплохо.
* * *
– Как бы вы описали то, чем мы будем здесь заниматься?
Она подумала мгновение, прежде чем ответить:
– Мы проводим эксперименты.
– Какого рода эксперименты?
– Подождите, давайте не будем называть это «экспериментами», а то звучит так, будто я – сумасшедший ученый.
– Если не эксперименты, то что же?
– Мы создаем могильные холмы. Нет, это так же ужасно. Черт!
Я подождала.
– Я бы сказала, мы нащупываем рецепт могильного холма, – решилась она, лишь наполовину довольная формулировкой.
Стоит быть осторожным с высказываниями, если вы – Катрина Спейд, руководитель организации, которая, как выразилась New York Times, занимается «превращением тел в компост». Это деликатное коммерческое предложение, которое балансирует на грани между экологическим захоронением и схемой сумасшедших шарлатанов из «Зеленого сойлента».
[9]
Мы с Катриной ехали по петляющей дороге в южных Аппалачах, среди гор Голубого хребта, которые стоят по обе стороны границы между Теннесси и Северной Каролиной. Сюда тоже, как и повсюду в Соединенных Штатах, просочилась современная похоронная индустрия и заменила собой местные традиции заботы об умерших. Но из-за религиозности и бедности населения, а также удаленности этих мест, развитие похоронной промышленности происходило здесь гораздо медленнее, чем в остальной стране.
Наконец мы повернули на пустынную дорогу и остановились перед воротами. Доктор Шерил Джонстон – доктор Джей, как ее зовут студенты, – была уже там вместе с группой волонтеров из числа учащихся последнего курса. Доктор Джей руководит Исследовательским центром судебно-медицинской остеологии
[10] в Университете Западной Каролины. Вы, может быть, слышали о таких учреждениях, их еще называют «фермами трупов», где хранятся разлагающиеся тела, пожертвованные для научных исследований в области судебной медицины и для обучения персонала правоохранительных органов. Но доктор Джей спешит заметить, что «ферма трупов» – неточное название:
– На ферме выращивают продукты питания. Мы не выращиваем тела. Учитывая наш конечный продукт, можно назвать это «фермой скелетов».
Я искоса посмотрела на куски серебристого брезента, накрывающие, по-видимому, земляной могильный холм. «Неужели они закапывают пожертвованные тела прямо тут, на парковке?» – соображала я. На своем веку я повстречала много покойников, но все они спокойно лежали на стерильных белых столах или каталках и никому ничем не угрожали. Когда тело находится там, где его «не должно» быть, чувствуешь себя неловко, как будто встретил своего учителя химии в супермаркете.
– Не-а, – сказала доктор Джей после знакомства, – это не люди. Это сбитые машинами черные медведи. Департамент по природным исследованиям привозит их по пятнадцать, а то и по двадцать в год. Мех этих медведей такой черный, что ночью их сложно разглядеть на дороге.
Похороны медведей
[11] входят в практику студентов последнего курса. Когда от медведя остается только скелет, студенты приносят клетку и собирают в нее кости, чтобы отнести их в лабораторию для исследований. Успешная работа с медведем дает студенту доступ к останкам человека, которые находятся не в зоне парковки (что я была рада услышать), а на холме, на участке размером двадцать шесть на двадцать шесть метров. Он огорожен забором из колючей проволоки, чтобы не пускать туда любопытных, а именно койотов, медведей и подвыпивших студентов колледжа.
Тем временем группа студентов поплелась на холм к воротам заграждения, запертым на висячий замок. Доктор Джонстон отперла его. Когда я зашла за ограждение, меня вовсе не сбил с ног резкий запах жуткого духа смерти. Напротив, эта маленькая поляна для трупов в горах Северной Каролины была чертовски мила, вся испещренная солнечными зайчиками, пробивающимися сквозь кроны деревьев и добирающимися до буйного подлеска. На тот момент там находились останки пятнадцати человек, которые покоились с миром в этом посмертном учреждении, – три тела были похоронены под землей, а другие двенадцать расположены поверх нее.
Кости женщины в пурпурной пижаме в горошек оказались разбросаны из-за потоков весенних ливней. Ее череп лежал рядом с ее же бедренной костью. В нескольких метрах слева от нее мужчина, умерший не так давно, открыл рот, словно зевая, и его нижняя челюсть держалась на тонких остатках плоти. Опустившись рядом с ним на колени, можно было увидеть на его лице янтарную щетину, пронизывающую кожу.
Катрина показала на холм, на распластавшийся скелет:
– Когда я была тут несколько месяцев назад, у этого парня еще были усы и удивительная мраморно-голубая кожа. Правда, от него не очень-то хорошо пахло. – Она примирительно кивнула скелету: – Прошу прощения, но это правда.
Идея создавать «компост из мертвых» впервые пришла в голову Катрине, когда она готовилась к защите степени магистра архитектуры. Пока другие студенты подражали работам Рема Колхаса и Фрэнка Гери, Катрина разрабатывала место упокоения для городских покойников. Она видела своих будущих клиентов в умерших жителях современных столиц, которым была по душе жизнь среди бетонных джунглей, но которые стремились после смерти вернуться в мир природы, где «плоть становится землей».
Зачем нужна эта затея с компостом, если самый очевидный способ утолить первобытную тоску о «воссоединении плоти и земли» – это создавать или сохранять традиционные кладбища, где тела просто отправляются в яму в земле – никакого бальзамирования, никаких гробов, никаких тяжелых бетонных сводов? Катрина справедливо замечает, что перенаселенные города вряд ли передадут под нужды умерших большие пустыри ценной, удобной для застройки земли. Поэтому она ориентируется не на тех, кто склоняется к захоронению, а на тех, кто выбирает кремацию.
Результатом диссертации Катрины стал «Городской проект мертвых» – архитектурный план центров «компоста тел» в городах. Такие центры можно организовать повсюду в мире, от Пекина до Амстердама. Предполагается, что родственники поднимают умершего по пандусу, построенному вокруг сердцевины – центрального здания из гладкого теплого бетона высотой в два с половиной этажа. Наверху тело помещают в обогащенную углеродом смесь, которая превращает тело (кости и все остальное) в землю.
