– Ах, Фетюк, Фетюк!
«Женеро» ушел: он был значительно легче на ходу, чем старые русские корабли херсонской постройки.
В одном отношении этот побег сослужил союзникам некоторую службу: французская оборона Корфу лишилась семидесяти четырех новых пушек и восьмисот человек защитников.
XV
В последних числах декабря наконец стало поступать значительными партиями продовольствие. Паши раскачались, ограбили греков и прислали булгур
[83] и плохо выпеченные ячменные сухари.
А 30 декабря пришел из Севастополя контр-адмирал Павел Васильевич Пустошкин.
Когда два новеньких 74-пушечных корабля подходили к союзной эскадре, на русских судах прокатилось громовое «ура».
– Генералу Шабо, вероятно, не нравится наше «ура», – смеялся Федор Федорович.
Он с удовольствием и с большим почетом встретил своего старого однокашника и приятеля. Повел к себе в каюту поговорить обо всем.
Пустошкин прежде всего доложил адмиралу о переходе из Севастополя к Корфу.
– Ты знаешь, Федор Федорович, – говорил Пустошкин, – мы снялись из Севастополя двадцать шестого октября, а в Константинополь прибыли четвертого ноября. Но из Дарданелл не могли выйти за штормами и противными ветрами до первого декабря! Я знал, что ты тут волосы на себе рвешь. Вон похудел как, – говорил Пустошкин, глядя на адмирала. – Но что же было делать…
– Да, с ветром ничего не поделаешь! – согласился Ушаков.
– Дошли до Занте пятнадцатого декабря, запаслись водой и дровами, а ветер опять подвел. Мы и стали. Простояли у Занте до двадцать восьмого декабря. Веришь, я от неприятности сна лишился!
– Верю! – чуть улыбнулся Федор Федорович. Он помнил: у толстого Павлуши сон был всегда превосходный. – Ну, как наш Севастополь?
– Стоит, что ему?
– Как его высокопревосходительство Николай Семенович Мордвинов? Как ему наши победы?
– Не очень о них вспоминает. Больше говорит о Абукирской победе Нельсона.
– Превозносит до небес? – усмехнулся Ушаков.
– Превозносит.
– Так английским приспешником и помрет! А знаешь, Павел Васильевич, что получилось в Абукире у Нельсона? Французы стояли на якоре у берега, как тогда турки у Калиакрии. Передовой корабль нельсоновского авангарда оказался между берегом и французским флотом. Части кораблей Нельсона пришлось следовать за ним. И теперь кричат о Нельсоне на весь мир: «Ах какой маневр!» А ведь мы на семь лет раньше милорда Нельсона решились на такой смелый маневр. И не случайно, а преднамеренно прошли между береговой батареей Калиакрии и турецким флотом. И разбили турок. Об этом наши враги стараются не вспоминать!
Пустошкин привез Метаксе письмо от матери.
– Ваше превосходительство, – подошел к Ушакову Егорушка, – вам кланяется матушка. Поздравляет с победой…
– Спасибо, Егор Павлович, – ответил Ушаков; этот привет был ему приятен.
Теперь, с приходом Пустошкина, весь флот союзников стоял у Корфу. Не хватало лишь десантных войск. Но приходилось торопиться. Французы вели себя на Корфу иначе, нежели на других островах. Они распространяли среди населения воззвания, предлагая грекам объединиться в борьбе против турок. Когда островитяне увидали у своего берега турецкие флаги, они пришли в ужас. Страшная участь Превезы облетела все побережье.
Ушаков уверял жителей, что турецкие войска находятся под его командой, но греки слишком хорошо знали необузданность турецких войск. И уже стали раздумывать: помогать Ушакову или французам. Ушаков писал Томаре, что французы «употребляют теперь все пронырливости обратить островских жителей к себе» и что они «рассылают по всему острову в великом количестве печатные листы и публикации».
Каждую неделю приезжали и приходили по нескольку человек с материка от пашей. В последнее время они стали говорить, что Али-паша задерживает большие отряды, которые следуют к флоту.
– Хитер и подл. Неизвестно, чего в нем больше: лисьей хитрости или волчьей повадки! – говорил Ушаков.
Он думал, не спал ночи – как быть с десантными войсками. И пришел к такой мысли, что без Али-паши все равно не обойтись.
Задерживая турецкие отряды, идущие через Албанию, Али-паша сам подсказывал русскому адмиралу выход: попросить у него помощи. Тем более что, как передавал Кадыр-бей, султан не очень доверяет Али-паше, хотя за взятие Превезы пожаловал победителю третий бунчук и звание визиря.
В конце января Ушаков как-то вызвал к себе Метаксу. Он рассказал Егорушке о поручении и передал ему украшенную бриллиантами табакерку, которую недавно подарил ему султан:
– Вот возьми подарок Али-паше.
– А как сказать, за что вы дарите?
– Ну, скажи – хотя бы за то, что он аккуратно поставляет нам свежую баранину, – улыбнулся Ушаков.
– Федор Федорович, но ведь табакерку вам подарил султан! – узнал Метакса.
– А мне что с ней делать? Табак я не нюхаю. Лежит только без дела. Пусть пойдет на пользу отечества.
XVI
Наутро Метакса с письмом Ушакова и султанской табакеркой отправился на катере в порт Бутринто – по слухам, Али-паша перебрался сюда, поближе к Корфу.
Когда катер подходил к берегу, Метакса спросил у греков-рыбаков, не знают ли они, где паша. Рыбаки указали на купеческий трехмачтовый бриг.
Первый, кого увидал на бриге Егор Павлович, был сам Али-паша. Он ходил по палубе в простом албанском капоте и курил трубку.
– А, господин Метакса, – окликнул он. – Добро пожаловать! – приветствовал он русского лейтенанта.
Али-паша взял гостя под руку и повел его вниз, в каюту. Каюта оказалась темной, тесной и не очень чистой.
– Ну, Ламброса я отпустил. Зачем сейчас ко мне? – спросил Али, садясь за стол.
– Адмирал Ушаков шлет вам письмо и подарок за исправную доставку вашими поставщиками мяса на эскадру, – ответил Метакса, передавая с поклоном конверт и табакерку.
Глаза Али-паши впились в коробку. Письмо он отложил в сторону и первым делом взялся открывать футляр. В коробочке лежала чудесная табакерка, усыпанная изумрудами и бриллиантами.
– Красивый подарок. Очень красивый! – поворачивал Али-паша табакерку и так и этак. – Благодарю. Ну-ка прочти письмо.
Метакса прочел письмо Ушакова, текст которого он переводил на греческий язык и сам же переписывал.
– Все пойдет на лад! – сказал, выслушав письмо, Али-паша.
Он кликнул шкипера. Вошел разбойничьего вида турок.
– Накорми гостя! – приказал Али-паша, вставая из-за стола. – Простите, господин Метакса: обед – походный. Никто ведь не знал, что сегодня будет у нас такой приятный гость! – сказал Али-паша и, взяв табакерку и письмо, ушел.
