Ситуация тем более опасная, что война с Турцией продолжается с переменным успехом и посланцы великого визиря подбивают мусульманские народности Урала и Прикаспия присоединяться к Пугачеву. Екатерине хочется как можно скорее покончить с врагом внешним, чтобы бросить потом все силы на наведение порядка внутри страны. Она дает секретные указания своим уполномоченным представителям ускорить заключение мира. Но понадобились победы Суворова под Козлуджей и Румянцева у Шумлы, на Дунае, чтобы заставить противника отказаться от сопротивления. В июле 1774 года, после шести лет войны, в Кючук-Кайнардже подписывают наконец мирный договор. Россия получает крепости на побережье Азовского моря, протекторат над Крымским ханством, Кабарду и степи между Бугом и Днепром, свободное плавание по Черному морю и выход в Эгейское море, контрибуцию в размере 4 500 000 рублей и право следить за свободой отправления религиозного культа христианами – подданными султана.
Осуществив мечту Петра Великого, Екатерина может направить армию на разгон банд Пугачева. Петр Панин
[98] получает чин генералиссимуса. На берега Волги направляют самого Суворова. Напуганный таким сосредоточением войск, Пугачев отказывается от намерения идти на Москву и направляется на юг. Не понимая причин такого обидного отступления, его люди начинают трусливо задумываться о последствиях их бунта. Магическая власть самозванца слабеет со дня на день. Среди его сторонников усиливается дезертирство. С ним остаются лишь ближайшие помощники, бродяги и мародеры. Убегая от наступающих полков генерала Михельсона, 24 августа – 4 сентября 1774 года он терпит разгром под Сарептой, бежит, но его же командиры хватают, связывают его и отдают врагам в обмен на помилование для них. Представ перед Петром Паниным, Пугачев падает на колени, публично заявляет, что он самозванец, и признается в тяжком грехе перед Богом и Ее императорским величеством. Его заковывают в цепи, сажают в клетку и на двухколесной телеге, как дикого зверя, везут по губерниям, когда-то встречавшим Пугачева как победителя. Телегу окружает многочисленный конвой из опасения народного волнения. Но после пленения вожака восстание утихло как по мановению волшебной палочки.
Долгое путешествие привело Пугачева в Москву, к этому времени он измучен и, в отчаянии, мечтает лишь скорее умереть. Хотя преступления его очевидны, его не пытают, так как Екатерина запретила пытки. Падение его так глубоко, что он теряет рассудок. Во время допросов неоднократно теряет сознание. Судьи опасаются, что он не доживет до встречи с палачом и избежит публичной казни. «Маркиз де Пугачев,
[99] о котором вы мне пишете, жил как негодяй и умрет как предатель», – пишет Екатерина Вольтеру. И далее: «Он не умеет ни читать ни писать, но это – человек смелый и решительный. До сих пор нет никаких доказательств, что он был инструментом какой-либо державы… По-видимому, господин Пугачев – отъявленный главарь разбойников, а не слуга чей-то. После Тамерлана никто не принес большего вреда. Он надеется на помилование за свою храбрость. Если бы он оскорбил только меня, его расчет был бы верен и я его простила бы; но это дело государственное, а в государстве действуют законы».
Приговорен Пугачев к четвертованию, а затем – к обезглавливанию, но императрица смягчает приговор: ему отрубят голову, а потом уже четвертуют тело. Екатерина хочет выглядеть более гуманной, чем Людовик XV по отношению к Дамьену. Казнь свершается 10 (21) января 1775 года в Москве, при большом стечении народа. Люди высокого сословия радуются, народ потрясен и ропщет. А может, это еще раз убили настоящего императора? Сообщники самозванца четвертованы, повешены или обезглавлены. Второстепенные пособники получают кнут, им вырывают ноздри и отправляют на каторгу. Царица помиловала девятерых разбойников, выдавших вожака. Порядок восстановлен. Екатерина может вздохнуть с облегчением. В течение года ей казалось, что земля под ногами ходуном ходит, как палуба корабля, застигнутого штормом. Но она не выпустила из рук штурвал. Вела корабль по курсу. Она довольна.
А тем временем в провинции продолжается безжалостное подавление бунта. Помещики устраивают самосуд. Разборка в общегосударственном масштабе. В деревнях на площади сооружают эшафоты. Вешают, порют кнутом, ссылают. Реку Яик переименовывают, чтобы стереть из памяти само название; теперь она называется Урал. Строго запрещено упоминать даже имя «опасного бунтаря» Пугачева. В 1773 году Бибиков писал: «Важен не сам Пугачев, важно общее недовольство». Действительно, Пугачева нет, но «общее недовольство» осталось. Недоверие и глухая ненависть поднимаются из-под земли, как зловредный туман, между классом имущих и обездоленными, между императрицей и низшими слоями ее подданных. Но Екатерину это не волнует. Наученная событиями, она могла бы попытаться снять недовольство народа, применив благородные принципы, заложенные в ее «Наказе». Примирению она предпочитает твердость. Если раньше она подумывала, хоть и в общих чертах, об освобождении крепостных, теперь эту идею она отметает с отвращением. Каких только ужасов насилия не натворят эти примитивные существа, если их вот так вдруг освободить? В своих философских размышлениях она идеализировала людей. Теперь они показали ей истинное лицо. Она убедилась, что опасно ограничивать права помещиков на их стадо рабов. Опора империи – дворянство, помещики. Раскольники, по отношению к которым она сперва проявляла великодушие, доказали, присоединившись к Пугачеву, что не стоят той веревки, на которой их повесят. И снижать налоги сейчас не время: в губерниях, опустошенных бунтовщиками, голод, а казна пуста! Все должно оставаться, как было. Спасение России – в статичности. Во всяком случае – еще на какое-то время. Когда народ созреет для реформ, видно будет. А пока об этом всегда можно побеседовать с французскими философами.
Едва покончила Екатерина с Пугачевым, как ее спокойствию стала угрожать еще одна самозванка. Стало известно, что вот уже два года, как некая очаровательная молодая особа с пепельно-шатеновыми волосами и темно-голубыми глазами выдает себя за дочь императрицы Елизаветы от ее фаворита Алексея Разумовского. Путешествуя по Франции, Италии и Германии, эта псевдовнучка Петра Великого берет себе имена, по обстоятельствам, то Али Эмете, княжны Владимирской, то княжны Азовской, то графини Пимберг, то княжны Таракановой. Но каким бы именем ни прикрывалась, она упорно объявляет себя законной наследницей трона Романовых, узурпированного Екатериной II. По ее словам, в ее шкатулке – секретное завещание ее матери Елизаветы, оставившей ей в наследство корону Российской империи.
Ее красота, легкость поведения и далеко идущие политические претензии привлекают к ней множество господ, любителей галантных похождений и авантюр. Они не скупятся на ее содержание, она часто меняет ответы на одни и те же вопросы о ее прошлом, но что касается будущего, ответ всегда один: она должна отвоевать скипетр, принадлежащий ей по праву. С детской доверчивостью герцог Лимбургский и князь Радзивилл принимают горячее участие в ее судьбе. Они мечтают отправиться в Турцию, чтобы настоящая царица Елизавета II помогла туркам и полякам в их борьбе с узурпаторшей Екатериной II. Подписание Кючук-Кайнарджийского договора свело на нет ожидания Радзивилла и его друзей. От замысла ехать в Константинополь пришлось отказаться. Но Алексей Орлов, стоящий с эскадрой в Ливорно, упорно испрашивает у Екатерины указаний, как быть с «авантюристкой». Разумеется, Екатерина не верит ни одному слову из выдумок Таракановой. Она точно знает, что у Елизаветы никогда не было детей. Кстати, если бы у покойной государыни и был ребенок, она его воспитала бы поблизости от себя, как Екатерина поступила с Алексеем Бобринским, ее незаконным сыном от Григория Орлова. Нет, конечно же, эта женщина, нагло насмехающаяся над императрицей всея Руси, – мифоманка, «мошенница», как назвала ее сама Екатерина. Ее выдумки достойны лишь презрения. Но бунт Пугачева сделал царицу крайне боязливой. Она не может терпеть, чтобы кто-то, хоть полоумная или взбалмошная баба, ставил под сомнение законность прав императрицы. В письме от 12 ноября 1774 года она предписывает Алексею Орлову «схватить эту тварь, столь нагло присвоившую себе имя и происхождение, ей отнюдь не подходящие». Пусть прибегнет «к угрозе, в случае неподчинения, и к наказанию, если потребуется». Пусть подвергнет артобстрелу город Рагузу, если надо, но заставит администрацию выдать эту мошенницу. Лучше, конечно, действовать по-тихому, чтобы все было сделано «без шума, по возможности». Послушный Алексей Орлов выбирает хитрость. В голове его созрел дьявольский замысел. Он сообщает «претендентке на престол», что убежден в подлинности ее заявлений и что, оскорбленный опалой, в которую попал его брат Григорий, питает к императрице только ненависть. Уговаривает юную даму встретиться с ним в Пизе, чтобы обсудить, как лучше помочь ей в борьбе за власть. Она не чувствует опасности и едет в назначенное место, где восхищается королевским приемом, оказанным ей столь высокопоставленным лицом. Орлов устраивает ее в пышных апартаментах, организовывает праздники в ее честь и в конце концов признается ей в страстной любви. Да, говорит он, влюбился с первого взгляда. Если она согласится стать его женой, он разделит с ней бремя правления Россией. Она в восхищении, соглашается и едет со своим возлюбленным в Ливорно, входит с ним на борт адмиральского судна, где происходит инсценировка. Переодетый священником морской офицер соединяет чету под грохот артиллерийского салюта и криком «Да здравствует императрица!». Невеста – в слезах от счастья. Внезапно Алексей Орлов исчезает. Солдаты окружают «Ее величество», грубо заталкивают в каюту и запирают, не говоря ни слова. Корабль поднимает якорь. Ведет его капитан Грейт. Ему поручено доставить пленницу в Санкт-Петербург. А Алексей Орлов, совершив некрасивый поступок, остался в Ливорно.
