В начале лета 1784 года Екатерина поселяется в Царском Селе. Саша Ланской, Александр и Константин находятся при ней, они образуют три вершины магического треугольника, от которого зависит ее счастье. Опираясь на руку своего любовника, пылкая бабушка с нежностью взирает на своих внуков, валяющихся на лужайке. Погода прекрасная, парк блистает свежей зеленью, распускаются первые розы, журчат фонтаны, по лугу бегают английские пони великих князей. Все ждут Потемкина, возвращающегося с юга, где он сотворил чудеса. Россия могущественна. Несмотря на свои пятьдесят пять лет и полноту, Екатерина ощущает себя бодрой и счастливой. И вдруг удар, крах, мрак. Вечером 19 июня Саша Ланской вынужден лечь в постель, трясясь от озноба, с воспаленным горлом, сжатым, как тисками. Час от часу ему все труднее дышать. Скоро он совсем не может говорить. Вызванные к больному врачи устанавливают диагноз: дифтерит и умоляют Ее величество отойти от постели из-за боязни заражения. Она отказывается и перебирается в комнату того, кого она называет «своим ребенком». Не переодеваясь, почти не ложась спать, не принимая пищи, Екатерина становится сиделкой этого борющегося со смертью молодого человека. 24 июня срочно вызванный знаменитый врач Викар прибывает в Царское Село, осматривает больного и объявляет его безнадежным. Императрица отказывается поверить: «Вы не знаете, какой у него сильный организм!» Она думает о проведенных вместе ночах. В своих «Мемуарах» доктор Викар дает понять, что эта «сила организма» Саши Ланского обязана порошку шпанской мушки, который он употреблял в больших дозах.
[130] Видимо, это и подорвало его здоровье. Некоторые, в частности Массон, считают, что Ланской был отравлен по приказу Потемкина, ревновавшего его к императрице. Как бы то ни было, но 25 июня Александр Ланской, незаменимый красавец Саша, испускает последний вздох на руках Екатерины.
Похороны состоялись в парке Царского Села. После похорон убитая горем Екатерина слегла сама. Врачи опасаются воспаления мозга. Неделю она испытывает отвращение к какой-либо деятельности. 2 июля Екатерина наконец встает и находит на своем столе неоконченное письмо к Гримму. Берет перо и с грустью продолжает: «Когда я начинала это письмо, я была исполнена счастья и радости, а мысли мои рождались так быстро, что я не успевала за ними следить. Теперь не то; счастья моего больше нет, и я очень, очень страдаю. Я думала, что сама умру от невозместимой потери моего лучшего друга неделю назад. Я надеялась, что он станет опорой моей старости. Он старался, пользовался советами, стал разделять мои вкусы. Я воспитывала этого молодого человека, который был признателен, нежен, честен, разделял мои печали, радовался моим радостям. Одним словом, с прискорбием и рыданиями сообщаю Вам, что генерала Ланского больше нет… Комната моя, столь приятная для меня в прошлом, опустела, и я с трудом хожу, подобно тени. Как только вижу человеческое лицо, рыдания лишают меня дара речи. Не могу ни спать, ни есть. Чтение надоедает, а писание выше моих сил. Не знаю, что станет со мной, но знаю, что никогда в жизни я не была столь несчастна, как с тех пор, как мой лучший и любимейший друг покинул меня. Я открыла ящик стола, обнаружила начатое письмо, написала эти строки, но больше не могу…»
На протяжении нескольких дней она объявляет себя неспособной заниматься политическими делами. «Со времени смерти г-на Ланского она не принимала ни одного из министров и даже никого из своего ближайшего окружения», – пишет английский посол Фитц-Герберт. Наконец, она берет себя в руки и с упорством возвращается к делам. Потемкин рядом с ней. Он «воет» от горя вместе с Ее величеством. Но, по правде говоря, он, должно быть, не очень огорчен этой кончиной, которая освобождает его от слишком одаренного соперника. Екатерина рада чувствовать рядом с собой сильную личность в лице своего бывшего любовника и неофициального мужа. Он помогает ей перенести несчастье. «Не думайте, что, несмотря на весь ужас положения, я пренебрегла какой-нибудь мелочью, требовавшей моего внимания, – пишет она Гримму двумя месяцами позже. – В самые ужасные моменты от меня требовали приказаний по всем вопросам, и я их отдавала по порядку и разумно… Я стала весьма скучным существом, говорящим лишь односложно… Все меня угнетает, я никогда не любила, чтобы меня жалели».
В личном саду Царского Села она велит установить погребальную урну со следующей надписью на французском языке: «Моему самому дорогому другу». Позже она распорядится построить церковь, которая служила бы фамильным склепом всей семье Ланских. Но похоронен там будет только ее фаворит. Никто из его родственников не примет предложения когда-нибудь присоединиться к нему. В глазах своей родни он обесчестил себя, став любовником царицы. Это единственный случай, когда русская семья сочла позором «милость», оказанную Екатериной одному из членов этой семьи. Брат покойного, Яков Ланской, построив церковь в своем имении, заказывает для нее иконы святых, лики которых воспроизводят черты лиц членов его семьи, а на картине, изображающей ад, фигурирует красавец Саша, объятый пламенем вечного огня. Не ведая об этой враждебности клана Ланских, Екатерина на следующий день после кончины пишет очень ласковое письмо матери умершего. Проходят месяцы, а «сердце ее кровоточит, как в первый момент».
Чтобы справиться с депрессией, она погружается в сравнительное языкознание и роется в словарях. Ее интересуют финский, марийский, турецкий, эфиопский языки. Она переписывается с естествоиспытателем Петром Палласом, просит берлинского издателя Николаи достать ей кое-какие документы, всячески старается доказать присутствие славянского начала в мировых исторических движениях, наконец, завязывает переписку с доктором Циммерманом, швейцарским врачом и философом при Ганноверском дворе, книга которого «Об одиночестве» помогла ей вынести первые дни смятения после кончины Ланского. Умный, язвительный, порой циничный Циммерман становится для нее новым Дидро. Она представляет ему свои произведения, поручает открыть ей литературные и художественные сокровища, просит его пригласить от ее имени ученых, врачей для работы в России. Больше всего она хочет, чтобы сам Циммерман поселился в Санкт-Петербурге. Но Циммерман требует для этого жалованье по меньшей мере в восемь тысяч талеров. «Это слишком дорогой человек», – говорит Екатерина и прерывает переговоры. Что не мешает ей продолжать переписку с врачом-философом, причем темы затрагиваются самые разные: история, мистика, искусство и мораль, политика и даже сыроварение.
Все эти занятия дают пищу уму, но не могут заменить горячую плотскую любовь. Потемкин это понимает и, как только чувствует, что она готова к этому, осторожно выдвигает вперед нового кандидата, Александра Ермолова. Ему тридцать один год, он блондин, высок ростом, у него раскосые глаза и слегка приплюснутый нос, за что Потемкин прозвал его «белокурым негром». А в остальном в нем – ни ума, ни веселости. Впрочем, министр Безбородко считает, что он скромен, серьезен и хорошо воспитан. Что касается императрицы, то она пишет Гримму: «Одним словом, у меня есть друг весьма способный и достойный этого звания». Впрочем, после перенесенного горя она еще не расположена к серьезным любовным нагрузкам. Видимо, соглашается принять любовника по привычке, из необходимости иметь компаньона в постели. Но ее сердце – в прошлом. При дворе взвешивают шансы фаворита, внимательно следят за улыбками, словами царицы в его присутствии; придворные то ищут с ним сближения, в расчете на привилегии, то отдаляются, стоит Ее величеству нахмурить брови. Послы стараются понять, к какому политическому клану примыкает новенький, и комментируют в своих донесениях малейшие перемены в спальне царицы, как если бы речь шла о государственном деле. Большинство считает, что долго Александр Ермолов не продержится: в нем нет необходимых качеств. Скоро, предав интересы того, кому Ермолов обязан своим положением, он имеет неосторожность перейти в лагерь противников князя Таврического. А их немало, и силы у них предостаточно. Под их влиянием фаворит сообщает Екатерине, что Потемкин присваивает себе средства, отпущенные на освоение Белоруссии. Потемкин тут же оправдывается перед царицей, говоря, что речь идет о простом займе с его стороны и что он все вернет в казну, как только продаст одно из своих имений. Тогда, по совету друзей, Александр Ермолов передает Екатерине письмо бывшего крымского хана, интернированного в Калуге, где тот жалуется, что не получает денежного довольствия, потому что князь Таврический присваивает деньги себе. Доверие Екатерины поколеблено, она охладевает к Потемкину, что тут же отмечается всеми придворными. Некоторые уже отворачиваются от него, как от прокаженного. Посол Англии сэр Фитц-Герберт пишет в Лондон: «Доверие к Потемкину сильно ослабло из-за его высокомерия и спеси, а также из-за многочисленных злоупотреблений властью и разных капризов. Ненависть к нему так сильна, что можно опасаться серьезных последствий».
