– К чему ты клонишь?
– Мы хотим удалить его из Германии, но он, возможно, пойдет на все, лишь бы сохранить свое положение здесь. Покушение на тебя показывает меру его заинтересованности в этом. Ну что, пожертвуем сегодняшним днем?
Мы в этот момент шли через городской сад, и я, нуждаясь в паре минут отдыха, плюхнулся на скамейку. Опавшие листья зашуршали подо мной. Дэвис остался стоять, ковыряя гравий носком ботинка.
– У нас есть два ценных ключа, – продолжил я. – Первый касается встречи двадцать пятого числа, второй содержит упоминание про Эзенс. Размышлять над ними можно до бесконечности, поэтому предлагаю проверить их.
– Но как? – вскинулся мой друг. – Мы тут постоянно на виду, если нас поймают…
– Твой план… Ох-хо! – крякнул я, с трудом отрывая разбитое тело от скамейки. – Он не менее рискован, нежели мой. Нам следует разделиться, – продолжил я, когда мы зашагали дальше. – Тем самым мы одним махом докажем и свою безвредность, и получим возможность начать сначала. Я возвращаюсь в Лондон.
– В Лондон?!
Мы проходили в этот миг под фонарем, и, судя по отчаянию на лице моего друга, можно было подумать, что я собрался на Камчатку.
– Ну, в конечном счете, именно там мне полагается быть в этот самый момент, – заметил я.
– Ах, да. Совсем забыл. А как же я?
– Тебе без меня не обойтись на яхте, поэтому останешься здесь и будешь тянуть время.
– А тем временем ты?
– Наведу справки про Долльмана и живо вернусь под чужой личиной, чтобы расследовать добытые зацепки.
– Тебе придется поспешить, – рассеянно заметил Дэвис.
– Должен успеть в аккурат к двадцать пятому.
– Когда ты говоришь «навести справки», – продолжил мой товарищ, глядя прямо перед собой, – ты ведь не имеешь намерения навести на его след других людей?
– Он – законная добыча! – не удержался я.
Иногда мне не под силу было выносить ограничения, наложенные самими на себя.
– Он наша добыча, и ничья больше, – отрезал Дэвис.
– Хорошо, я сохраню наш секрет, – сдался я.
– А может, будем держаться вместе? – предложил мой друг. – Я тут без тебя таких дров наломаю. И как мы будем держать связь? Как встретимся?
– Как-нибудь. Потом решим. Я знаю, что это прыжок в темноту, но темнота сулит укрытие.
– Каррузерс, ты о чем? Если у немцев есть хотя бы тень подозрения о том, как провели мы день, ты выдашь нас с головой своим отъездом. Они решат, что мы выведали секрет и теперь пытаемся воспользоваться им. Это означает арест, если угодно!
– Пессимист! Разве доказательство порядочности не лежит у меня в кармане? Имеется в виду полученный мной сегодня отзыв из отпуска. Да и одним обманом меньше, кстати, потому как письма наши могли-таки вскрыть – специалист все сделает так, что ничего не заметишь. Когда сомневаешься, говори правду!
– Странно, как часто это правило применимо к такому делу, как шпионаж, – задумчиво проронил Дэвис.
Мы брели по залитым электрическим светом пустынным улицам: я – с налитыми свинцом ногами, он – целеустремленно пригнувшись и размахивая руками, чем всегда отличалась его походка на берегу.
– Ну так как? – спросил я. – А то вот уже и Шваналлее.
– Мне это не нравится, – ответил мой друг. – Но я доверяюсь твоему суждению.
Мы замедлили шаг и обсудили ключевые моменты, требующие взаимного согласия.
– Не связывай себя датами, – предупредил я товарища, когда мы оказались перед самыми воротами виллы. – Не говори ничего, что может помешать тебе простоять тут хотя бы неделю с яхтой, готовой отплыть.
Уже позвонив в дверь и ожидая, когда нам откроют, я снова повернулся к нему.
– Не обращай внимания на мои слова. Если дела обернутся плохо, мы можем оставить корабль.
– Оставить? – шепотом охнул Дэвис. – Надеюсь, до подобной ерунды не дойдет.
– А я надеюсь, что меня не сведет судорога, – пробормотал я сквозь зубы.
Стоит помнить, что Дэвису не приходилось бывать прежде на вилле.
Глава XXIV
Тонкая стратегия
Слуга распахнул перед нами дверь комнаты на первом этаже. Стоило нам войти, бренчание пианино смолкло. В ноздри ударила горячая волна из смеси духов с сигарным дымом. Первое, что я увидел, выглянув из-за плеча Дэвиса, была женская фигура – источник парфюма, надо полагать. Она отвернулась от инструмента и смерила моего друга взглядом, выражающим такую презрительную фамильярность, что я сразу проникся к ней пылкой ненавистью. На даме было вечернее платье, безупречное по цвету и фасону; угадывались в ней некая преувеличенная красота, которую нельзя было вполне приписать естественным причинам, и явный недостаток породы. Второй мой взгляд зацепил Долльмана, который ставил на стол бокал с коньяком и поднимался с низкого кресла с выражением некоторого замешательства на лице. Затем обнаружился и фон Брюнинг, вальяжно устроившийся в углу дивана с сигарой в зубах. Рядом с ним на том же самом диване сидела… Да-да, действительно Клара, но как обстоятельства меняют людей! Что до обстановки, то я отметил роскошную мебель и натопленность до духоты. Дэвис направился прямиком к хозяину дома и деловито пожал ему руку. Потом уселся на диван, оставив меня один на один с врагом.
– Мистер э-э…
– Каррузерс, – отчетливо выговорил я. – Мы находились вместе с Дэвисом в ялике, но он забыл меня представить. Как забыл и сейчас, – сухо добавил я, повернувшись к другу.
Тот, поздоровавшись с фройляйн Долльман, переводил глаза с нее на фон Брюнинга, являя собой картину косноязычного замешательства. Коммандер кивнул мне и потянулся, лениво зевнув.
– Фон Брюнинг говорил мне о вас, – заявил Долльман, проигнорировав мой намек. – Но я не был уверен, что правильно запомнил имя. Да и момент был не слишком подходящий для формальностей, не так ли?
Он рассмеялся резким, безрадостным смехом. Я ожидал найти его взвинченным и неуравновешенным, но при нормальном освещении наш хозяин приятно удивил меня – необычная форма головы производила впечатление недюжинного ума и беспокойной, почти нездоровой энергичности.
– Да и какая в них нужда? – ответил я. – Я столько слышал о вас от Дэвиса и от коммандера фон Брюнинга, что вы кажетесь мне старым другом.
Долльман пытливо посмотрел на меня, но тут со стороны пианино раздался голос.
– Бога ради, господа! – вскричала надушенная дама. – Не пора ли нам присоединиться к герру Беме за ужином?
– Позвольте представить вам мою жену, – проговорил Долльман.
Так вот она, та самая мачеха. Чистой воды немка, позволю себе добавить. Я поклонился и удостоился того же придирчивого взгляда с головы до ног, что и Дэвис, разве что он был несколько более благосклонным и завершился улыбкой напомаженных губ.
