Он смотрит на мои губы, и мне кажется, что это самый волнующий момент моей жизни. А потом целует меня.
Глава сороковая
Вивьен, Италия, 1986 год
Это была коробочка, небольшая. Из тех, в которых хранят обручальные кольца. Внешний вид того, что когда-то было хорошей кожей, был слегка подпорчен в условиях хранения. Золото на ободке облезло, а выступ, при нажатии которого должна подниматься крышка, провалился. Вивьен изо всех сил старалась заглянуть внутрь, царапала, пыталась поддеть крышку ногтями.
Наконец та открылась.
В ней действительно было кольцо. Изуродованное до неузнаваемости, словно пролежало на самом дне моря долгие годы после жуткого кораблекрушения. Но камешек в кольце все равно поблескивал, маленький лучик надежды в полной темноте. От этого зрелища почему-то разрывалось сердце. Вивьен хотела было надеть его на палец, но оно было слишком маленьким. Она вернула его в коробочку и поторопилась обратно в дом. В комнате дело пошло быстрее. Вивьен рассмотрела находку при ярком свете и бережно протерла. Когда металл показался из-под налета и ржавчины, ей удалось заметить необычную деталь. Любопытство захватило ее, и она принялась тереть и скоблить кольцо, одержимая желанием рассмотреть его. Это заняло час или больше, но время не имело значения. Не имели значения ни головная боль, ни покрасневшие от усталости глаза. Наконец кольцо было очищено и на его внутренней стороне показалась надпись, которую, впрочем, разобрать было непросто:
Изабелле, любви всей моей жизни. Я твой навсегда. Джакомо.
Вивьен уставилась на эти девять слов, пытаясь осознать их значение. Она ждала, что узнает что-то новое, важное, но в этой надписи для Вивьен не было никакого смысла.
Изабелла… Ее дядя…
Этого просто не могло быть.
На дне коробочки была неровность, невидимая для того, кто не искал специально. Подушечка была вынута, а потом вшита обратно, но достаточно небрежно. Стежки были не особенно аккуратны, а края ткани не совпадали с краями коробки. Внизу обнаружилась записка. Она хорошо сохранилась в своем укрытии. Вивьен прочла:
Кто бы ни нашел это, пожалуйста, помогите мне. Он не любит меня. Он делает мне больно. Он хочет меня против моей воли. То, что он делает, — неправильно. Найдите меня. Спасите. Умоляю.
Глава сорок первая
Италия, лето 2016 года
Мне страшно возвращаться в Барбароссу, но я должна. Нужно сказать Вивьен, что она в безопасности, что мы не собираемся сообщать в полицию о ее преступлении. Мы не собираемся рассказывать никому о том, что произошло зимней ночью много лет назад, дальше нас это не пойдет. Быть может, если она узнает об этом, то перестанет бояться и воевать с окружающим миром. Сможет перестать мучить себя. Выйти из своего добровольного заточения в Барбароссе, полюбить другие места. Ведь ей недолго осталось. Поездки к врачу и таблетки, которые прячет Адалина, доказывают это… Скоро ее не станет.
Макс гладит меня по волосам.
— Что у тебя на уме? — шепчет он.
Я разворачиваюсь к нему. Мы целуемся; он пахнет, как лимонное дерево в жару.
— Изабелла… — говорю я. — Я не могу перестать думать о том, что с ней произошло. Вивьен и твоя тетя должны бесконечно сожалеть. Поэтому Вивьен закрылась от людей, поэтому ей стыдно. Бьюсь об заклад, Изабелла никогда не покидала их.
Макс продолжает гладить мои волосы, но вид у него отсутствующий.
Пришел мой черед спрашивать, о чем он думает.
— Думаю, как могло случиться, — говорит он, — что Вивьен наняла кого-то с таким же именем, как у моей тети. Я и раньше думал, что это странно… Но сейчас, когда мы знаем, что они сделали, я бы предположил, что она должна хотеть забыть об этом, а не вспоминать каждый день.
Я приподнимаю бровь:
— О чем ты говоришь?
Макс потирает большим пальцем мочку уха.
— Я никогда не думал, что на это стоит обращать внимание, — говорит он. — Мою тетю звали Адалина. Все звали ее Лили — все знали ее как Лили. Я много лет думал, что это полное имя, но Лили — это сокращение от Адалина. Ты не думаешь, что нанимать другую горничную с таким же именем — очень странное решение? Я имею в виду, что это не слишком распространенное имя.
Это открытие удивляет меня.
— Да, странно.
— Они были очень близки. Мне кажется, это должно было причинять боль.
— Может быть, именно потому, что она хотела заменить ее?
Макс неуверенно произносит:
— Я уже ничему не удивился бы.
Я закусываю губу:
— Как думаешь, Джио Моретти еще жив?
Глаза Макса сузились.
— Мы знаем правду. На этом можно остановиться.
— Я знаю. Просто… Чего-то здесь не хватает.
Я не могу перестать думать о Вивьен. Одна в огромном доме, полном воспоминаний, смертельно больная, потерявшая мужа и сына…
— А что случилось с сыном? — Я поворачиваюсь к Максу.
Он пожимает плечами:
— Наверное, Джио забрал его.
Я хмурюсь.
— Да, — говорю я, думая о мальчике с темными кудрями и голубыми глазами. — Наверное.
* * *
Следующим утром я просыпаюсь, четко зная, что должна сделать. Выбираюсь из постели и звоню отцу, пока не успела придумать отговорку.
— Папа?
— Люси!
Одно слово, но сколько в нем чувств и надежд! Я никогда не слышала, чтобы он говорил так, даже когда мама умерла. Я осознаю, как нечестно поступила с ним. Убежала на край света, хотя все это время рядом был он и родной дом.
— Я не знаю, с чего начать. — Он задыхается. — У тебя все в порядке? Где ты?
— Я все еще в Италии.
Повисает долгая пауза.
— Почему ты мне не сказала? — наконец говорит он. — Я думал, ты все можешь мне рассказать.
Почему мне никогда не приходило в голову, что реакция отца может быть такой? Все, чего я ждала, — это разочарование и осуждение, а он просто хотел быть рядом. Он не хотел ни наказать меня, ни отругать, и если бы я была умнее, то поняла бы это раньше. В конце концов, я была с ним, когда больше никого рядом не было. Годы, которые мы провели вместе, останутся с нами навсегда. Конечно, он никогда не отгораживался от меня. Рыдания вот-вот вырвутся наружу.
— Прости меня, папа.
— Ты через такое прошла, моя милая… и совсем одна.
— У меня была Билл. — Я снова всхлипываю.
— Если я когда-нибудь увижу этого мужчину, убью его, — говорит отец.
Мысль о драке между папой и Джеймсом почти заставляет меня рассмеяться. Сложно найти двух более разных людей — нежный, терпеливый, честный, любящий отец и Джеймс — мягко говоря, лишенный этих качеств.
