– Командир!
К удивительной парочке спешила женщина – миниатюрная гематрийка средних лет, с блеклым невыразительным лицом, не знавшим прикосновения косметики. В отличие от пылкого брамайна, ее возглас прозвучал без лишних страстей – скорее оклик, банальное привлечение внимания. Но всякий, кто знал гематров не понаслышке, сразу понял бы, что женщина испытывает ничуть не меньшую, а может, и большую радость от встречи. Да что там! Если дама, родившаяся на Шабате, ускорила шаг, почти что перешла на бег, значит случилось чудо и даму переполняют эмоции, несвойственные ее хладнокровной расе мыслителей.
– Госпожа Цвергбаум!
– Эсфирь-диди! – вторил Тумидусу смуглый Карна.
Обняться втроем было сложнее, но они справились.
– Командир!
Четвертый родился вехденом: энергетом, чей организм накапливал ресурс от соблюдения тысячи правил и миллиона запретов. Запрет на ложь, запрет на прогулки в дождь, запрет на мясо с кровью, запрет мочиться на открытую землю, запрет праздновать день рождения… Кто другой скорее согласился бы на пожизненное заключение, чем на такой список ограничений, но обитатели Тира и Фравардина уживались с последствиями своей эволюции без особого труда.
– Гий!
– Гий Эрдешир!
– Дружище!
Обнялись и вчетвером.
Это напоминало театр – спектакль при полном аншлаге, когда зал разогрет и с восторгом внимает действию. Пустое пространство вокруг Тумидуса заполнялось со скоростью света, того света, который сиял во взглядах шумной, возбужденной компании.
– Ага, вот и Аделаида!
– Идочка! Звезда моя!
– Баронесса, к нам! Идите к нам!
Аделаида Лопес-Гонзало, баронесса д’Альгар, – она только что прилетела рейсом Террафима – Китта – кинулась вперед со всех ног, лавируя между рядами с ловкостью лисы, бегущей по лесу. Пышное платье со шлейфом ничуть не мешало баронессе, мастеру спорта по бегу с барьерами, демонстрировать чудеса физической подготовки. Упершись руками в спинку кресла, баронесса перемахнула последний ряд, как мальчишка – ограду в палисаднике, взвизгнула от восторга и рухнула в объятия военного трибуна, зная, что тот поймает, удержит, – и никак иначе.
– Гай! Гайчик!
Пожалуй, только она, бесстрашная и прекрасная звезда Аделаида, звала грозного Тумидуса Гайчиком – господи ты боже мой, едва ли не зайчиком! Люди в зале содрогнулись, ожидая страшного. И страшное не заставило себя ждать: черная как ночь вудуни, красотой соперничающая с баронессой, что само по себе казалось феноменом, достойным миллиона исследователей, властным жестом отстранила соперницу – караул, спасайся, кто может! – и заняла чужое место в объятиях помпилианца. Черт возьми, она сделала это с такой царственной простотой, словно место было своим, заслуженным, выстраданным.
Поцелуй в щеку. Улыбка.
– Н’Доли, – в ответ улыбнулся Тумидус. – Здравствуй, солнце.
Н’Доли Шанвури кивнула: да, солнце. А что?
– Долечка! – вскричала баронесса, разрушая величие момента. – Я тебя ненавижу! Как ты смеешь быть такой хорошенькой? Будь моя власть, я бы запретила тебе выходить на улицу!
– Я бы выглядывала в окно, – парировала вудуни. – А ты бы гуляла внизу и кисла от зависти.
– Я?
– Ты. Ты бы кисла внизу, я – в окне, и обе – от зависти.
– С вероятностью девяносто девять, – уточнила гематрийка, беря обеих за руки, – и девяносто семь сотых процента.
Для Эсфири Цвергбаум это было шуткой. Да, шуткой, причем смешной по меркам гематров. Вероятность, близкая к абсолютной, – разве не смешно?
Пассажиры и встречающие переглянулись. Они считали, что на их глазах произошло невообразимое, – и ошиблись. Невообразимое только начиналось, и те, кто спрятал коммуникаторы, рассчитывая унести в клюве добычу – уникальные снимки, сделанные исподтишка, – жестоко ошиблись.
Вокруг сурового помпилианца сгрудилась маленькая Ойкумена. Так перламутр окружает камешек, попавший в раковину, чтобы превратить его в жемчужину. Ничуть не боясь, представители четырех рас энергетов окружили Великую Помпилию, империю природных рабовладельцев, сконцентрированную в одном человеке. Плечом к плечу с энергетами стояла знатная дама, рожденная среди варваров чопорной Террафимы. Казалось, Тумидус держит их всех на невидимых поводках, управляя каждым движением, каждым поворотом головы. В какой-то степени так оно и было – не здесь, а в космосе, когда коллант Гая Октавиана Тумидуса разрывал оковы притяжения, сбрасывал обузу малых тел, хрупких и ранимых, и общим могучим приливом выходил в волну: коллективный антис, чудо из чудес, которое впервые явилось Ойкумене двадцать лет назад, в орбитальной тюрьме «Шеол». Неспособный более клеймить новых рабов, неспособный удержать в подчинении рабов прежних, Тумидус обрел новое качество: рабство обернулось связями, сохранявшими целостность, а значит, жизнь колланта в открытом космосе.
Меня зовут первым коллантарием, подумал Тумидус. Толпа заблуждается: меня не было в составе первого коллективного антиса, стартовавшего с «Шеола». Я стал коллантарием позже, а рабов утратил раньше. Ну и что? Меня зовут первым коллантарием, и пусть зовут – в какой-то степени это больше правда, чем сухие факты.
Вокруг сурового помпилианца сгрудилась маленькая Ойкумена.
Вехден шагнул вперед. Вытянулся во фрунт:
– Господин военный трибун, разрешите обратиться! Майор Эрдешир для участия в почетном карауле прибыл!
Откликнулась гематрийка:
– Старший лейтенант Цвергбаум для участия в почетном карауле прибыла!
– Прапорщик Амогха для участия в почетном карауле прибыл!
– Сеньора дома д’Альгар для участия в почетном карауле прибыла!
Н’Доли кивнула еще раз: здесь! Дочь Папы Лусэро, она имела моральное право обойтись без доклада. Куда тут докладывать, если в горле стоит ком, а глаза ничего не видят от слез? Папа, сказала себе Н’Доли Шанвури. Папа, жаль, что ты этого не видишь. Это твои проводы, Папа. Это ради тебя со всех концов Галактики явился, прибыл, примчался почетный караул – коллант Гая Тумидуса. Когда Папа, сидя на крыльце без штанов, перечислял Тумидусу гостей, приглашенных умирающим антисом на собственные проводы, карлик забыл упомянуть про коллантариев. Он сделал это позже, текстовым сообщением, сброшенным на уником в последний момент, так что военному трибуну пришлось сломя голову лететь в космопорт, иначе опоздал бы.
– Спасибо, – прошептала вудуни.
И повторила, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Спасибо. Я рада, что Папа вас пригласил…
