– Ай-яй-яй, они пришли за Папой,
Аллилуйя, они пришли за Папой,
Белый бвана раз…
* * *
С изнанки, в галлюцинаторном комплексе, космос над Киттой был лощиной, каменистым распадком. Его держали в горсти морщинистые ладони холмов: пологих, густо заросших зеленью. Звенели ручьи, галдели птицы, потревоженные вторжением целого отряда вооруженных людей. Ветер трепал кроны деревьев, срывал листья и бросал, наигравшись.
В реальном космосе листвой служила межпланетная пыль, внешне похожая на порошок магнетита. Солнечный ветер пронизывал скопления пыли насквозь: краткий, неуловимый миг – и поток заряженных частиц уже мчался дальше.
– Ай-яй-яй, – спел военный трибун, не попадая в ноты. – Ай-яй-яй, а мы пришли за Папой…
Он попытался вспомнить, когда пел в последний раз. Выходило, что в детстве.
– Аллилуйя! – подхватил Борготта. Дела со слухом у него обстояли лучше. – Аллилуйя, мы пришли за Папой!
– Белый бвана раз!
– Белый бвана два!
– Белый бвана три, – согласился Тумидус-младший.
Судя по блаженной ухмылке, Марк был под кайфом. В любой другой ситуации офицер имперской безопасности сел бы за такую ухмылку под домашний арест. А за татуировки…
Тумидус-старший присмотрелся. Если Борготта носил тату на плече, то Марка разрисовали с ног до головы. Фактически голый, в холщовой тряпке на чреслах, племянник походил на дикаря, только что выбравшегося из джунглей. Белый бвана три, белый бвана два, белый бвана раз…
– Папа? Где Папа?!
Коллантарии вертелись в седлах: пешим остался только Марк. Взглядами спрашивали друг друга: «Есть? Нет? Где же он?!» Все отлично помнили, как выглядит Папа Лусэро в большом теле под шелухой. Гигант-паук, способный разнести в щепки боевую галеру. Нервное шевеление хелицеров, похожих на рачьи клешни. Капли яда падают на землю, прожигают вонючие ямки. Блеск восьми глянцево-черных глаз, расположенных в три ряда. Не заметить это чудовище рядом с собой мог разве что мертвец, и то вряд ли.
– Не подхватили? – предположил Борготта.
Тумидус кивнул, борясь с желанием выругаться. Хотелось облегчить душу, но делать это при дамах было решительно невозможно. В прошлом году, опасаясь выглядеть для «города и мира» совсем уж замшелым солдафоном, военный трибун рискнул просмотреть нашумевший блокбастер от знаменитого режиссера Монтелье – авантюрную драму «Колесницы судьбы». Сюжет фильма заключался в следующем: некий варвар с Террафимы, рыцарь без страха, упрека и мозгов, пытался вытащить из большого тела в малое свою подружку – та умерла в начале фильма, но каким-то зубодробительным образом воскресла в открытом космосе. Чем дело кончилось, Тумидус не знал – он заснул за полчаса до финала. Сейчас военный трибун заподозрил, что ему предстоят «Колесницы судьбы» наоборот – раз за разом тащить Папу из малого тела в большое. Спускаться на Китту, взлетать, спускаться, взлетать… Попадись Тумидусу режиссер этого шедевра – убил бы не колеблясь.
– Аллилуйя, – буркнул военный трибун.
– Аллилуйя, – согласился Папа Лусэро.
Он стоял выше по склону, у кустов аспалатуса, полускрытый ветками: карлик в пижамной куртке без штанов. В пальцах Папа вертел сорванный лист – мял, нюхал, морщился. Казалось, он подумывает заварить себе красного чаю. С чудовищным пауком у этого Лусэро Шанвури не было ничего общего. Увидеть Папу таким же, каким Тумидус пятью минутами раньше видел его во дворе Папиного дома, стало для военного трибуна самым большим потрясением в жизни. Потрясений в Тумидусовой жизни хватило бы на штурмовой легион, встречались разные – с громом, молнией и скрежетом зубовным, – но сегодня Гая Октавиана Тумидуса пробрало до печенок.
Лусэро Шанвури – обычный пассажир?!
– Ты глянь! – Борготта наклонился к военному трибуну. Ухватил за рукав, задышал в самое ухо. – Нет, ты глянь! Видишь?
– Вижу.
– И что скажешь?
– Мне больно на него смотреть. На паука смотреть было страшно, на старика – больно. Знаешь, это его унижает.
– Унижает? С чего бы?
– Мы вытащили его в космос. Мы совершили чудо. Мы рассчитывали, что он здесь останется, выживет… Как он здесь выживет? Как останется? Как мы его оставим, а?! Гори оно огнем, такое чудо!
– Ты о чем?
– Я? О Папе. А ты о чем?
– Я о паутине.
– Где ты видишь паутину?!
Тумидус воспрял. Где паутина, там и паук, а значит, не все потеряно.
– Солдафон, – вздохнул Борготта. – Я и забыл, какой ты узколобый солдафон… Разуй глаза!
Действительно, Папа был опутан паутиной. Руки, ноги, шею украшали серебристые петли. Талию поверх куртки охватывал кружевной пояс. Сходства с пауком это Папе не прибавляло – скорее с мухой, угодившей в сеть.
– Нет, ты глянь! – упорствовал Борготта.
– Гляжу, отстань.
– Сюда гляди!
Борготта поднял левую руку, блестящую от паутины. Тронул сетчатую гирлянду, висевшую на шее. Ткнул пальцем в Тумидуса:
– На себя посмотри!
Паутина была на всех. В отличие от настоящей ловчей паутины, движений она не стесняла. На первых порах никто и внимания не обратил на легчайшую, невесомую сеть. Нити тянулись от одного члена колланта к другому, опутывая, связывая отряд воедино. Папа Лусэро не стал исключением: паутина ясно подтверждала, что антис – член колланта.
Тумидус дернул паутину. Рванул изо всех сил.
Прочная, зараза!
– Эй! – позвал Папа. – Эй, вы здесь?
– Что тебе?
– Я, кажется, тону.
Военный трибун побледнел. Только свихнувшегося Папы ему не хватало для полного счастья. Нашел где впадать в маразм – в открытом космосе!
– Где ты тонешь?
– А где я стою? Где стою, там и тону.
Цыплячьи ножки Папы ушли в землю до щиколоток – и продолжали погружаться дальше. Земля в том месте, где стоял Папа, на вид не была особо рыхлой, но куст делался все выше, Папа – все ниже. Трава, вымахавшая по пояс взрослому мужчине, защекотала карлику подбородок, полезла в рот. Поверить в антиса, тонущего на ровном месте, было труднее, чем в злого волшебника, решившего укоротить Папин и без того крошечный рост.
– Погоди, я сейчас!
Конь заартачился. Чалый жеребец, верный спутник военного трибуна в галлюцинаторном комплексе, категорически не желал идти по склону. Проклиная вздорное животное, Тумидус хотел спрыгнуть с коня, кинуться Папе на помощь и спрыгнул – точнее, вылетел из седла от сильнейшего рывка. Паутинный жгут, связывавший его с Папой Лусэро, сократился с внезапной резкостью и мощью, словно был сплетен из мышечных волокон. Так мог бы дернуть паук-исполин, хорошо знакомый Тумидусу, но никак не щуплый старик в пижамной куртке.
