– Искуситель – знаток дхармы? Попроси вы у меня серьги – и я бы вам не отказал.
– Какие серьги?!
– Не важно. Я бы отдал вам лучшее из того, что имею.
VI
– Бежим!
Гром? Нет, это Натху кричит.
– Папа, за мной!
Вопль сына выдернул Гюнтера из чужой памяти – прямиком в ад.
Оазис на глазах превращался в кровавый водоворот. Вода в реке, тростник, кактусы, земля и трава – все сделалось зыбким, пришло в движение. Просело, закручиваясь против часовой стрелки, проваливаясь в тартарары. Вращение, поначалу медленное, с каждой секундой ускорялось. В центре оазиса образовалась воронка, в нее ухнул замешкавшийся криптид. Беспомощно извиваясь, мелькнули щупальца, и жадная пасть поглотила беднягу.
– Прочь! Прочь отсюда!
Ловушка, на бегу понял Гюнтер. Западня. Вряд ли западня была намеренной: у «мигающей» червоточины, выходившей прямиком к черной дыре BHE-2719-24, класс «извечных», не могло быть никаких намерений. Гибелью грозило природное явление, не знавшее страстей, а не чья-то злая воля. От этого смертельная опасность аномалии не уменьшалась ни на йоту.
Ноги вязли в песке. Раскаленный воздух обжигал кожу, кипел в легких. Небо давило на плечи, гнуло к земле. А они все бежали к мглистому горизонту, туда, где пустыня и небо сливались в туманный кисель.
Оазис скрылся из глаз.
Гибельное притяжение черной дыры должно было ослабнуть, сгинуть без следа, но легче не становилось. Пространство сплющивалось, размазывало беглецов, как масло, ровным слоем по пустыне. Отнимало третье измерение, превращало в тени. Видимость упала до десятка шагов. Спотыкаясь, они брели сквозь мглу, борясь с физическим сопротивлением пустоты.
Любая попытка выглянуть из-под шелухи в космос грозила обмороком. А может, космоса больше не было. Пространство? Время? Забудьте! Из двух реальностей стае оставили одну – вторичный эффект Вейса, галлюцинаторный комплекс.
Мгла поредела. Давление истаяло. Небо обрело краски. Песок сменил цвет с желто-серого на красновато-желтый. Барханы стали выше. Исчезли бесконечные разводы, от которых рябило в глазах. Вернулись колючие кусты и редкие пучки травы, сухой и жесткой, как проволока.
Впереди высились развалины, погребенные под завалами песка.
* * *
Первой напала коза.
Они уже подходили к руинам, когда бешеная коза молнией вылетела из развалин. С разбегу тварь врезалась в передового криптида, наподдав бедняге рогами, – так, что спрут чавкнул, уподобясь пудингу, по которому ударили кулаком, и колышущейся грудой улетел прочь. На достигнутом коза не остановилась. Крутнувшись на месте, она лихо взбрыкнула, словно норовистый жеребец. Копыта задних ног пришлись второму криптиду в клюв, разинутый для атаки. Клюв хрустнул, спрут охнул, подгибая щупальца, и дал деру на полусогнутых. Сейчас флуктуация до боли напоминала пьяницу, улепетывающего на карачках от агрессивного приятеля.
Щупальце третьего, самого ловкого криптида хлестнуло козу по спине. Коза заорала дурным голосом, не имеющим ничего общего с привычным козьим меканьем. Скорее уж вопль напоминал сипение разъяренного варана, у которого отбирают добычу. Щупальце хлестнуло снова, угодив по козе, нет, не по козе, совсем не по козе, и близко не лежало…
Три метра роста. Стройное, изящное тело. Длинная шея. Жуткие когти передних четырехпалых лап. Морда вытянута, как у скаковой лошади, пасть распахнута. Блестят кривые клыки. Блестят глаза с вертикальным змеиным зрачком. Горло дергается, из пасти рвется грозное:
– С-с-с!
Флуктуация ударила в третий раз.
Первой напала коза.
Прямоходящий ящер, который еще недавно был козой, выскользнул из-под удара с грацией профессионального танцора. Щелкнули клыки, криптид охнул, булькнул, сдал назад, баюкая разорванное щупальце. Ящер задрал голову к облакам, издал боевой вопль, тряся обвисшей кожей на шее. Морда твари была перемазана кровью спрута, голубой, как небо.
«Зараза! – ужаснулся Гюнтер. – Он нам всю стаю перебьет!»
Скорость движений ящера приводила в трепет. Двое криптидов чесанули прочь, но с равным успехом черепаха могла бы убегать от страуса. Ящер буквально сожрал расстояние между ним и беглецами. Взметнулись тонкие птичьи, на вид хилые лапы. Когти полоснули крест-накрест, и ящер завизжал от разочарования: не сбавляя хода, спруты присели с ловкостью цирковых гимнастов, уйдя из-под разящих кинжалов. Криптидов занесло на повороте, вокруг флуктуаций поднялось облако пыли. Желто-ржавое, оно внезапно брызнуло темными нитями, черными с радужным отливом. Чернота распространялась по облаку с убийственной неотвратимостью гангрены. Влетев с разбегу в клубящийся ежевичный кисель, ящер на миг превратился в невидимку. Когда же он снова выскочил на свежий воздух, монстр чихал, кашлял, мотал башкой. Кажется, у него возникли проблемы со зрением, а может, и с нюхом.
Воспользовавшись удачей, стая насела на врага. Даже те, кто пострадал от рогов и копыт, даже бедолага с разорванным щупальцем – все кинулись в бой, и это оказалось ошибкой. Криптиды толкались, мешали друг другу. Ящер же не только бегал быстро – приходил в себя он еще быстрее. Юркий, стремительный, монстр танцевал в гуще стаи, уворачивался от клювов и щупальцев, провоцировал врагов на столкновение. Когти и клыки трудились без устали. К ним присоединился хвост: подсечка следовала за подсечкой. Будь спруты двуногими, вроде их противника, давно бы уже валялись на песке. На счастье криптидов, галлюцинаторный комплекс снабдил флуктуации восьмеркой гибких конечностей. На суше криптиды себя чувствовали не хуже, чем в воде. Хвост ящера всего лишь выводил осьминогов из равновесия, заставлял качнуться в самый неподходящий момент. Умелый боец, ящер выжимал из этого преимущества все соки: вспарывал мантии, бил по глазам, отрывал присоски. Едва в окружении возникла брешь, он без промедления ринулся туда, вышел на оперативный простор – и свобода действий, к которой ящер так стремился, едва не стала для него ловушкой.
Земля содрогнулась.
Изогнувшись, как умеют только рептилии, ящер чудом увернулся от верной смерти. Натху издал гневный рев и снова замахнулся булавой. Там, куда пришелся первый удар, в грунте зияла вмятина, как от падения метеорита. Сообразив, где прячется победа, криптиды шустро сдали назад. Пока ящер воевал со стаей, вожак не имел возможности махать булавой. Занятый схваткой, скованный в отношении маневра ящер был куда более удобной мишенью. Вмешайся Натху раньше – прихлопнул бы его как муху, а вместе с ним пару-тройку членов стаи. Такой размен выглядел для вожака неприемлемым.
Булава опустилась на ящера, но из-под булавы выскочил барс.
