Все знают, что Чикагская академия — это закрытая частная школа, куда доступ есть только тем, у кого денег куры не клюют. Иными словами, там учатся выскочки и снобы, которые ездят на дорогущих тачках, жрущих кучу бензина. Зуб даю, ни один из этих pendejos
[38] не знает, чем карбюратор отличается от генератора.
На Никки сегодня розовый сарафан с низким вырезом, не скрывающий ни один ее соблазнительный изгиб. Черт, какая же она сексуальная. И я не единственный, кто это видит, — чуваки из Чикагской академии, идущие следом за Никки, совершенно не скрываясь пялятся на ее задницу.
Ричард хлопает меня по плечу.
— Ты чуть не облил миссис Штейнберг, — сообщает он, правда, не особо взволнованным тоном.
— Извини, — бормочу я. Вот дьявол. Никки тут, и это меня отвлекает.
Смотрю, как хостесс ведет Никки с друзьями к столу в укромном уголке, у окна. Повезло мне: это вотчина Ричарда, а значит, и моя.
— Иди налей им воды, — командует мне Ричард, махнув рукой в сторону столика Никки. Одна из ее подружек что-то говорит, и я слышу, как Никки негромко смеется.
Беру кувшин, подхожу к столику. В мои обязанности входит подавать гостям воду, какую они пожелают. Второй помощник официанта отвечает за остальные напитки.
— Хотите воды? Негазированной, газированной, в бутылке? — спрашиваю их.
Никки поднимает на меня широко раскрытые от удивления глаза.
— Луис, что ты тут делаешь?
— Работаю.
— Ты что, знаешь его? — спрашивает у Никки парень из Чикагской академии. Смеривает меня взглядом, откровенно оценивающим, и говорит: — Это что, твой кузен?
Что, раз мы оба мексиканцы, так непременно родственники? Ну и идиот.
— Нет. Мы… м-м-м… — Никки не может подобрать слов.
— Мы ходим в одну школу, — заканчиваю я за нее.
— Как это мило, — говорит парень. — У меня отец учился в Фейерфилде, пока туда не стали брать всех подряд, и с северной стороны, и с южной. Он говорит, там сейчас один отстой учится.
— А ты, конечно, элита, — парирует Никки, скорее удивленная его комментарием, чем обиженная. — Зато Фейерфилд разнообразный и многоликий, в отличие от твоей школы для белых.
— Ты такая же элита, как и я, милая, — говорит парень.
К их группе присоединяется Дерек со своей девушкой, Кендалл. Он протягивает мне руку, мы здороваемся.
— Как дела, чувак? Ты не говорил, что работаешь тут.
— Да брат узнал, что…
«Элита» стучит мне по локтю, не давая договорить.
— Налей мне газированной воды, — командует он.
Дерек хмурится.
— Эй, Хантер, тебя в твоей пафосной школе не учили разве, что нельзя влезать в чужой разговор, а?
Сноб закатывает глаза.
— Я только что выбил восемнадцать лунок, Дерек. Я хочу пить. Ну давай, подай на меня в суд за то, что я велел мальчишке налить себе воды.
— Все нормально, — говорю я снобу, а сам думаю: «Мальчишка? Парень моего возраста, которого зовут Хантер, только что назвал меня мальчишкой. Быть не может».
Иду на кухню за водой и лаймом, возвращаюсь, наполняю его бокал. И бокал Никки тоже. Наклоняюсь к ней, и до меня доносится аромат ее сладких духов.
Покончив со всеми их заказами, вожусь с другими клиентами. Возле столика Никки я не зависаю, возвращаюсь, только чтобы убрать посуду или долить напитки. Есть в этой девушке что-то такое, что заставляет меня мечтать, чтобы мы были вместе. Интересно, каково это — встречаться с ней? С таким дерзким характером, как у нее, я могу делать все что угодно — она вряд ли поведется. Тем интереснее вызов, который Никки, сама того не зная, мне бросает, и я совершенно точно хочу его принять.
И бесит, что где-то в глубине души мне неловко быть помощником официанта — на глазах у Дерека, Никки и Кендалл.
Когда вся их компания собирается уходить, Хантер протягивает мне пятьдесят долларов.
— Это тебе, — заявляет он с таким видом, словно благотворительностью занимается. — Не потрать все разом.
— Спасибо, — говорю я, хотя мне хочется швырнуть деньги ему в лицо. Или засунуть в задницу — где он там еще прячет остальную наличку.
— Ник! — окликаю я, когда она уже стоит у двери.
Девушка останавливается и оборачивается. Смотрит на меня.
Знаю, что на меня сейчас пялятся все парни из ее компании. Делаю шаг, приближаясь почти вплотную, и шепчу на ухо:
— Забей на них всех. Побудь со мной, когда я закончу работу, mi chava.
Она притягивает меня к себе еще ближе и тоже шепчет на ухо:
— Мечтай дальше.
И выходит из ресторана. Вся ее компания тупо смотрит на нее, потом переводит взгляд на меня.
— Не стоит с ней заигрывать, — предупреждает меня Дерек. Он чуть отстал — остальные уже ушли на улицу.
— Почему?
— Потому что у Никки есть когти. Длинные когти. И она пустит их в ход, когда ты меньше всего будешь этого ожидать.
— Меня это не пугает, — возражаю я.
Он хлопает меня по плечу.
— А должно бы.
Минут через двадцать я вижу родителей Никки. Они заходят в ресторан и садятся за столик из числа тех, которые обслуживаем мы с Ричардом.
— Луис. Откуда я могу тебя знать? — спрашивает доктор Круз, взглянув на мой бейдж.
— Алекс Фуэнтес — мой брат. Мы с вами познакомились на его свадьбе.
— Ах да. Вот почему ты кажешься мне знакомым. Хотя это и давно было.
Миссис Круз улыбается — сдержанно, явно отрепетированно.
— Алекс говорил, ты вернулся в Чикаго. Если что-то понадобится, обязательно звони нам.
Киваю, не совсем уверенный, искренне ли она сказала, или это просто дань вежливости.
— Спасибо.
Из-за доктора и миссис Круз я забываю, что должен обслуживать и другие столики. Ричард чувствительно тычет меня в бок, напоминая, что вообще-то у меня есть работа. И если я не хочу, чтобы меня уволили, лучше делать ее хорошо.
Выпрямляюсь и возвращаюсь к своим обязанностям.
— Хотите воды? Негазированной, газированной, в бутылке?
14. Никки
ПАРНИ ИЗ ЧИКАГСКОЙ академии все одинаковы: самомнение до небес и ведут себя так, словно они жеребцы-производители. После ужина в «Брикстоуне» мы пошли на здешнюю волейбольную площадку. Брат еще до ресторана исчез — смотался играть, потому что кто-то вроде бы побил его рекорд в симуляторе мотоциклов. Родители слушали какую-то лекцию в концертном зале.
