Мариана ведет меня в боковую комнату. Сажусь на старый продавленный диван, а она принимается меня ласкать, но мое тело не желает откликаться. Словно оно само знает, чего хочет, и Мариана не входит в список его желаний.
— Я ее люблю, — говорю я, останавливая девушку, прежде чем все зайдет слишком далеко.
— Да почему? — раздраженно спрашивает Мариана.
— Она — мой ангел.
Мариана сползает с меня и идет к двери.
— Ты не представляешь, от чего отказываешься, Луис.
Да нет, представляю. У меня была куча интрижек на одну ночь… и все они были одинаковые. С Никки все по-другому… и поэтому сегодня мне так адски плохо.
— Извини, — говорю я Мариане.
Она не отвечает. Молча выходит и захлопывает за собой дверь.
Проснувшись рано утром, я продираю глаза и понимаю, что так и продрых всю ночь на складе. Все, конечно, разъехались, за исключением нескольких членов банды, которые называют эту дыру своим домом.
Голова начинает кружиться еще до того, как я поднимаю ее, чтобы попытаться принять сидячее положение. Интересно, выгляжу я сейчас так же хреново, как чувствую себя? Смотрю на пустые банки из-под пива рядом с диваном, и к горлу подкатывает тошнота. Меня сейчас вырвет.
Выползаю на улицу и долго блюю, пока в желудке ничего не остается. Я так слаб, что едва держусь на ногах.
— Тяжкая выдалась ночка? — спрашивает невесть откуда взявшийся Чуи.
— Sí.
— Я тоже нажирался в хлам, когда был помоложе. Веселые деньки, да?
— Прямо сейчас мне не до веселья, — говорю я, и меня снова тошнит.
Он смеется, а мне кажется, что меня рвет уже собственными кишками.
— Ключ, который я дал, у тебя с собой?
— Знаешь, у меня не было возможности заглянуть в банк, — замечаю я. — К тому же, мне кажется, за мной следят.
Чуи издевательски хохочет.
— Я в курсе, что за тобой следят. Это мои люди. Ты слишком ценен, Луис, и для меня, и для банды.
Вот черт. Теперь придется чаще проверять, нет ли «хвоста».
Сото хлопает меня по спине, довольно сильно, и мой желудок, еще не отошедший после вчерашнего, переворачивается с ног на голову.
— Все путем, амиго. Даю тебе еще неделю, но потом, уж извини, придется на тебя надавить. Считай это предупреждением. Все, топай домой, — приказывает он. — Там Алекс с Карлосом, но не вздумай сказать им, что ты был здесь.
— Откуда ты знаешь, где мои братья?
— А неужели ты еще сам не понял, Луис? — удивляется Чуи. — У меня повсюду есть глаза и уши. Даже когда торчал в тюряге, я и то знал каждый твой шаг. Когда ты умотал в Колорадо, я отправил парней присматривать за тобой.
— Почему именно за мной?
— Когда будешь готов услышать — расскажу. А пока живее утаскивай отсюда свою задницу.
Я открываю дверь дома, но чувствую, что меня опять тошнит, и, не в силах добраться до ванной, бегу к ближайшим кустам. Не обращая внимания на внимательные взгляды семьи, проползаю по лестнице к себе в комнату. Спать. Все, что я сейчас хочу, — только спать. Ничком падаю на кровать.
— Луис! — mi’amá стоит в двери. Она жутко разгневана, а я не в том настроении, чтобы слушать, как на меня орут. — Где тебя носило? Я звонила тебе всю ночь, но ты так и не ответил. Какой смысл таскать с собой телефон, если ты даже с матерью не желаешь разговаривать? — Она сердито щурится. — Что с тобой? Ты под кайфом?
Краем глаза я, кажется, замечаю, как мама несколько раз осеняет себя крестом. Если она сейчас начнет зажигать свечки и молиться Papá, я точно свихнусь.
— Я напился, — говорю я. — А теперь у меня похмелье. Если бы я ответил на твой звонок, это убило бы весь кайф, поэтому я не брал трубку.
Слышу, как она резко, сквозь зубы втягивает воздух, а потом чувствую тупой удар по затылку. Мама врезала мне тапочком.
— Разве это не жестокое обращение с детьми? — стону я.
— Было бы, если б ты был ребенком. Тебе восемнадцать, Луис. Ты взрослый человек. Веди себя соответствующе!
Она выбегает из комнаты, громко хлопнув дверью. Звук такой, словно мне к черепу приставили отбойный молоток и включили его, но я подозреваю, она сделала так специально. Mi’amá не привыкла с нами нежничать, это уж точно.
Комната погружается в благословенную тишину, и я закрываю глаза. Впрочем, мое умиротворение длится не особо долго — я слышу скрип открывающейся двери.
— Хочешь запустить в меня вторым тапочком? — бормочу я в подушку.
— Не-а, — эхом разносится в моей гудящей голове голос Алекса. — Mi’amá велела нам с Карлосом пойти проверить, что ты не умер. Хотя, когда ты прошлой ночью не отвечал на звонки, она была уверена, что найдет тебя только в морге.
Алекс и Карлос вместе — убойная сила. Меньше всего я сейчас хотел бы видеть именно их. Если они тоже решили разделать меня под орех, живым мне отсюда не выбраться.
— Я в норме.
— Тогда сядь и поговори с нами.
— В таком случае я не в норме. Валите отсюда, — стону я. — Если не хотите, чтобы меня вырвало на вас.
— Что у вас с Никки стряслось вчера вечером? — спрашивает Алекс.
— Nada. У нас все в прошлом.
Карлос фыркает.
— Ну да, точно. Поверь мне, я когда-то был точно в таком же состоянии, что и ты, братец. Нажираться до соплей из-за девушки — это не выход. Поговори с ней, разберитесь.
— Я не стану с ней говорить.
Открываю один глаз и вижу, что Алекс присел на корточки рядом с моей кроватью.
— Я не дам тебе совершить ошибку и все просрать, как мы когда-то ошиблись.
— Посмотри фактам в лицо, Алекс. Я уже все просрал и не намерен в ближайшем будущем ничего исправлять.
40. Никки
ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ В МГНОВЕНИЕ ока: Луис, я… мы… Остаток той субботней ночи я провела, рыдая в кровати, не понимая, как все могло настолько выйти из-под контроля. И звонок Луиса, раздавшийся посреди ночи, нисколько не помог. Боже, как лихорадочно бился пульс, когда я увидела на экране его номер! Вдруг он скажет, что будет ждать, когда я открою ему свое сердце, и неважно, сколько времени это займет? Если Луис действительно меня любит… Ох, теперь это уже не важно. Он сказал, что все кончено.
Проблема в том, что чувства, которые я испытывала и испытываю к Луису до сих пор, настолько сильные, что меня это пугает. Я хотела заняться с ним любовью — всей душой хотела, — но мои страхи заставили меня оттолкнуть его. И в конце концов я смогла дать ему только свое тело. Этого Луису было мало.
