Пара, осматривающая автомобили в зале, поворачивается к нам, и дядя понижает голос:
– Господи… С Эллой все в порядке?
– Она спала на первом этаже. Мы все равно обычно укладываем ее в нашей спальне, но мы могли в этот момент менять ей памперсы, или уложить ее вздремнуть, или… В общем, об этом и думать не стоит. Полиция приехала сразу.
– Что они говорят, они смогут выяснить, кто это сделал?
– Ну, ты же знаешь, какие они. «Мы приложим все усилия, мисс Джонсон».
Билли неодобрительно хмыкнул.
– Мне страшно, Билли. Я думаю, что маму и папу убили и их убийца хочет остановить нас, чтобы мы не ворошили это дело. Я не знаю, что мне делать. – Голос у меня срывается.
Распахнув объятия, дядя прижимает меня к себе.
– Энни, кисонька, ты сама себя накручиваешь.
– Думаешь, не стоит? – Я отстраняюсь.
– Полиция расследовала смерти твоих мамы и папы и пришла к выводу, что это были самоубийства.
– Они ошиблись.
Мы молча смотрим друг на друга. Билли медленно кивает:
– Тогда я надеюсь, что на этот раз они знают, что делают.
Я указываю на черный «Порше-Бокстер», гордость демонстрационного зала:
– Отличная машинка.
– Вчера выставил. Погода для нее неподходящая, конечно, так что я ее, вероятно, до весны не продам, но надеюсь, она привлечет покупателей в зал.
В его глазах мелькает тревога.
– Насколько все плохо, дядя Билли?
Он долго молчит.
– Плохо. – Он не сводит глаз с «порше».
– Деньги, которые оставил тебе папа…
– Уже потрачены. – Билли горько смеется. – Задолженность банку я выплатил, но сам кредит так и остался.
– Какой кредит?
Тишина.
– Билли, какой кредит?
– Твой папа взял кредит на бизнес. Тогда торговля шла с перебоями, но мы держались на плаву. В нашем деле надо действовать осторожно, но Тому хотелось обновить магазин. Раздать парням айпады вместо бумажных папок, отремонтировать демонстрационный зал. Мы с ним поскандалили по этому поводу. А на следующий день деньги уже были на счету. Он сам пошел в банк и взял кредит, без моего согласия.
– Ох, Билли…
– Потом он не смог выплачивать проценты, а потом… – Он замолкает, но я знаю, что он хочет сказать. «А потом твой папа покончил с собой, а долг остался висеть на мне».
Впервые за девятнадцать месяцев я вижу хоть какую-то причину для папиного самоубийства.
– Почему ты мне раньше об этом не говорил?
Билли не отвечает.
– Какого размера кредит? Давай я все оплачу.
– Я не стану брать у тебя деньги, Энни.
– Это папины деньги! Будет справедливо, если ты ими воспользуешься.
Билли полностью поворачивается ко мне и опускает руки мне на плечи.
– Это первое правило ведения бизнеса, Энни, – проникновенно говорит он. – Нужно держать деньги компании отдельно от личных фондов.
– Но я совладелец компании! Если я хочу спасти бизнес…
– Это так не работает. Компания должна сама приносить прибыль, а если этого не происходит… что ж, тогда стоит уходить с рынка. – Он отмахивается от моих попыток возразить. – Может, погоняем ее немного, что скажешь? – Билли указывает на «порше». Разговор о долге окончен.
Я училась водить на «Форде-Эскорте» («Начни с чего-нибудь попроще, Анна»), но, едва получила права, ничто меня уже не сдерживало. Каждые выходные я мыла машины у родителей в магазине, а за это они позволяли мне кататься на автомобилях из демонстрационного зала, и я знала, что папа, мама и Билли мне голову оторвут, если я не вернусь в целости и невредимости. Конечно, я никогда так и не научилась разъезжать с такой скоростью, как мама, но гоночные автомобили для меня не в новинку.
– А как же! – отвечаю.
Дороги мокрые, и «порше» чуть заносит на поворотах, поэтому я выезжаю из города, чтобы разогнаться, и улыбаюсь Билли, наслаждаясь свободой в этой машине без автолюльки на заднем сиденье. Собственно, в «бокстере» вообще нет заднего сиденья. В какой-то момент я замечаю тревогу на лице дяди.
– Я разогналась всего до шестидесяти двух!
Но затем я понимаю, что Билли волнует вовсе не скорость: он заметил придорожный знак, на котором указано расстояние до Бичи-Хед. Я не думала о том, куда еду, просто получала удовольствие от мощного мотора и податливости руля под моими пальцами, подергивавшегося, точно живое существо.
– Прости. Я не нарочно.
Билли не бывал на Бичи-Хед после смерти мамы и папы. Для тест-драйва он катает покупателей по другой дороге, в сторону Бексхилла и Гастингса. В зеркале я вижу его лицо, бледное, измученное, и убираю ногу с педали акселератора, но не разворачиваюсь.
– Может, прогуляемся там? Отдадим дань уважения.
– Ох, Энни, кисонька, не знаю…
– Пожалуйста, дядя Билли. Я не хочу идти туда одна.
После напряженного молчания он соглашается.
Я оставляю машину на той же парковке, что и мама с папой. Тут мне не нужно искать призраков – они повсюду. Я вижу тропинки, по которым они прошли. Таблички, которые они миновали.
В последний раз я приходила сюда на мамин день рождения: тут я чувствовала себя ближе к ней, чем в углу кладбища, где стоят два небольших надгробия с годами жизни моих родителей. Скалы выглядят как прежде, но терзающий меня вопрос изменился. Не «почему?», а «кто?». Кто был здесь с мамой в тот день?
И что здесь делал папа?
«Самоубийство? Едва ли».
– Ладно?
Билли скрепя сердце кивает.
Я запираю машину и беру его под руку. Дядя немного успокаивается, и мы идем к краю мыса. «Нужно сосредотачиваться на хороших воспоминаниях», – думаю я.
– А помнишь, как вы с папой решили вырядиться персонажами шоу «Кранки» на вечеринку?
Билли смеется.
– Мы долго спорили, кому достанется роль Малыша Джимми. И я выиграл, конечно, потому что я-то был пониже ростом, только вот…
– Только вот вы тогда поссорились и как принялись мутузить друг друга!
Мы хохочем, вспоминая, как папа и «Малыш Джимми» кубарем покатились по полу демонстрационного зала. Папа с дядей ссорились, как и все братья: их скандалы были громкими, но прекращались, едва успев начаться.
Некоторое время мы гуляем в приятной тишине, и только Билли время от времени хихикает, вспоминая тот маскарад. Он сжимает мою руку.
– Спасибо, что уговорила меня прийти сюда. Настало время самому все увидеть.
