Мама берет ее на руки осторожно, будто малышка сделана из хрупкого стекла. Привычным жестом укладывает Эллу на сгиб руки и внимательно всматривается в ее личико.
Я стою рядом, пальцы у меня дрожат. Где мой отец? Почему мама вернулась именно сейчас? И зачем ей вообще было возвращаться? Сотни вопросов роятся в моей голове, и я не выдерживаю. Я выхватываю Эллу из объятий мамы так резко, что малышка испуганно вскрикивает. Прижимая девочку к груди, я успокаиваю ее, но она пытается повернуться к бабушке. Та тихо вздыхает – без грусти, с удовлетворением. Словно встреча с внучкой – вот и все, что имело для нее значение.
На мгновение наши взгляды встречаются. Хоть в чем-то мы согласны.
– Ты должна уйти. Немедленно. – Эти слова прозвучали более резко, чем я намеревалась, но я больше не могу позволять себе действовать вежливо. Вид моей малышки на руках у мамы смягчил мое сердце, и я чувствую, что могу не выдержать.
Она солгала мне.
Я должна поступить правильно. Должна рассказать Марку, полиции.
Но она моя мать…
– Десять минут. Я хочу кое-что рассказать тебе, и если ты не передумаешь…
– Ты не можешь сказать мне ничего такого, что…
– Пожалуйста. Всего десять минут.
Молчание. Я слышу, как напольные часы тикают в коридоре, как в саду ухает сова.
– Пять. – Я сажусь за стол.
Взглянув на меня, мама кивает. Делает глубокий вдох – и выдох.
– Мы с твоим отцом много лет прожили в несчастливом браке.
Слова укладываются в мою картину мира, словно я ждала их.
– И вы не могли развестись, как нормальные люди?
У многих моих друзей родители в разводе. Два дома, отмечание всех праздников дважды, два набора подарков… Никто не хочет, чтобы его родители разводились, но даже дети понимают, что это не конец света. Я бы справилась.
– Все не так просто.
Помню, однажды я спряталась в своей комнате и на полную громкость включила плеер, отгораживаясь от скандала, разразившегося на первом этаже. Тогда я думала – неужели это конец, неужели они разведутся? А затем, на следующее утро, спустившись к завтраку, обнаружила, что все в порядке. Папа пил кофе, мама что-то напевала, готовя тосты. Они притворились, что ничего не случилось. Как и я.
– Пожалуйста, Анна, дай мне объяснить.
Я выслушаю ее. А потом, когда Марк вернется, я все ему расскажу. И плевать мне, что подумает Джоан. И в полицию позвоню. Потому что, как только все узнают, я смогу отгородиться от этой безумной идеи с самоубийством, выдуманной моими родителями в качестве альтернативы разводу.
– Ты нашла бутылку водки под столом в кабинете.
Она следила за мной.
А я думала, что схожу с ума. Что мне мерещатся призраки.
– Ты нашла остальные? – Ее голос звучит так спокойно. Она смотрит на стол.
– Это папины, да?
Ее взгляд вдруг взметнулся. Мама заглядывает мне в глаза, всматривается, и я думаю, презирает ли она меня за то, что я не признавала этого раньше, за то, что я взвалила эту ношу на ее плечи?
– Зачем он их прятал? Все знали, что он любил выпить.
– Есть разница: любить выпить или нуждаться в выпивке. – Мама закрывает глаза. – Он подходил к делу с умом, как и многие алкоголики. Тщательно все скрывал от тебя. И от Билли.
– Дядя Билли не знал?
Мама горько смеется.
– Уборщица нашла бутылку водки, спрятанную в урне у папы под столом. Она принесла ее Билли, подумав, что бутылку выбросили случайно. Я запаниковала. Сказала Билли, что это я ее выбросила. Сказала, что купила водку не того производителя, никто не стал бы ее пить, поэтому я ее выбросила. Он мне не поверил, но давить на меня не стал. Не захотел, наверное. – Она запинается, на глаза у нее наворачиваются слезы. – Почему ты не сказала мне, что знаешь о папиных проблемах с алкоголем? Ты не должна была справляться с этим сама.
Я пожимаю плечами, словно опять став упрямым подростком. Мне не хочется делиться с ней откровениями. Не сейчас. Правда в том, что я никогда бы ничего не сказала. Мне не нравилось то, что я узнала.
Я хотела жить в своей зоне комфорта, делая вид, что все прекрасно, и не обращая внимания на множество свидетельств того, что все отнюдь не идеально.
– Ну… – Она опять вздыхает. – Когда он был пьян… и только когда он был пьян, – поспешно добавляет она, словно это имеет хоть какое-то значение, словно хоть что-то может иметь значение после того, что они натворили, – он меня бил.
Мой мир распадается на осколки.
– Он этого не хотел, ему всегда было так жаль. Так стыдно за то, что он делал.
Как будто от этого легче.
Как она может оставаться такой спокойной? Говорить об этом будто невзначай? Я представляю себе отца – смеющегося, подтрунивающего – и пытаюсь переосмыслить свои воспоминания. Вспоминаю ссоры, внезапно обрывавшиеся, когда я приходила домой. Перемены настроения в доме, которые я так тщательно игнорировала. Думаю о разбитом пресс-папье, о спрятанных по дому бутылках. Я воспринимала папу как очаровательного грубияна, громкого, развеселого, щедрого. Любившего выпить, иногда ведущего себя бестактно, но в целом хорошего человека. Доброго.
Как я могла настолько ошибаться?
Я открываю рот, но мама меня останавливает:
– Пожалуйста, дай мне досказать. Если я не договорю сейчас, я не знаю, сумею ли я вообще это рассказать.
Она умолкает, и я слабо киваю.
– Ты столь многого не знаешь, Анна… И я не хочу, чтобы ты узнала. Я могу избавить тебя хотя бы от этого. Достаточно сказать, что я его боялась. Очень, очень боялась. – Она смотрит в окно.
В саду горит фонарь, и тени у веранды пляшут, когда птица вспархивает на поручни, пересекая луч света.
– Том напортачил на работе. Взял кредит, не сказав Билли, и потом они не смогли выплачивать проценты. Бизнес начал распадаться. Я знаю, Билли сказал тебе, что все в порядке, но таков уж твой дядя. Том был в ужасе: семейное дело просуществовало три поколения, а он все разрушил, затащив семью в долги. И он измыслил безумный план. Хотел подделать собственную смерть. Чтобы он якобы исчез, я получила его страховку, а через год или около того он объявился бы в больнице и притворился, что потерял память.
– И ты согласилась? Я даже не могу себе…
– Я думала, что это просто такая мечта. – Мама уныло смеется. – Я оказалась бы свободна. Я знала, что будут последствия, когда он вернется, но могла думать только о том, что мне не придется бояться.
Я смотрю на часы. Сколько длится полуночная месса?
– И ты согласилась. Папа исчез. – Мне хочется узнать, как он все подстроил так, чтобы все сочли его исчезновение самоубийством, но с этими подробностями можно и подождать, вначале я должна увидеть картину в целом. – Ты оказалась в безопасности. И затем ты…
