– Сегодня их меньше, – говорит Марк. – К концу недели их запал иссякнет.
– Но они вернутся, когда начнется суд.
– Давай решать проблемы по мере их поступления. – Он вручает мне кофе, и мы садимся за стол, глядя, как над чашками вьется пар.
Я переставила мебель на кухне: сдвинула стол и пару кресел. Небольшие перемены, которые, как я надеюсь, со временем помогут мне позабыть о случившемся, не представлять себе, что тут произошло. Марк просматривает почту, не открывая большинство конвертов и откладывая их в кучку на выбрасывание вместе с записками от репортеров: журналисты бросают эти записки нам на подъездную дорожку, и они валяются там, пока Марк их не заберет.
«Гарантируем денежное вознаграждение за эксклюзивное право на публикацию вашей версии случившегося».
Ко мне поступали предложения от издателей и литературных агентов. Со мной пытались связаться кинокомпании и продюсеры реалити-шоу. Я получала открытки с выражением соболезнования, листовки от похоронных контор с рекламой ритуальных услуг, письма от жителей Истборна, шокированных тем, что Кэролайн Джонсон – активистка, организатор сборов средств на благотворительность, участница множества комитетов – убила своего мужа.
Все это отправлялось в мусорное ведро.
– Скоро этот поток писем прекратится.
– Я знаю.
Папарацци налетят на другую жертву, найдя новую громкую историю, и однажды я даже смогу спокойно пройти по улицам Истборна, не слыша, как люди шепчутся за моей спиной: «Это она, дочь Джонсонов».
Когда-нибудь этот день настанет.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать, – кашлянув, говорит Марк.
Я вижу выражение его лица, и внутри у меня все переворачивается, я словно падаю в сорвавшемся лифте, где ни одна из кнопок не работает. Больше откровений и неожиданностей я уже не выдержу. Я хочу прожить остаток жизни, в точности зная, что происходит. Всегда.
– Когда тот полицейский спросил меня о сеансе, на который записалась Кэролайн… – Он замолкает, глядя в чашку кофе.
Я ничего не говорю. Кровь шумит у меня в ушах.
– Я солгал.
И снова эта тряска, словно земля подо мной разверзлась, зазмеились трещины, закружился мир. Одно слово, способное изменить жизнь.
Одна-единственная ложь.
– Я не встречал твою мать до нашего с тобой знакомства. – Марк заглядывает мне в глаза. – Но я действительно говорил с ней.
Я с трудом сглатываю.
– Я не понял, кто это, и только после твоего первого сеанса сложил два и два. Просмотрев свой журнал записи на прием, я обнаружил там имя твоей матери и вспомнил, как говорил с ней по телефону, вспомнил, что она сказала, мол, у нее умер муж и ей нужна помощь, чтобы смириться с этим. Но на сеанс она так и не пришла, и я вообще не вспоминал о ней до того момента.
– Почему ты мне не сказал?
Марк шумно вздыхает, будто он только что пробежал марафон.
– Врачебная тайна. – В его голосе слышатся вопросительные интонации, словно он и сам понимает, насколько абсурдно это звучит. – Я боялся, что, не став разбираться, ты просто уйдешь от меня.
– Почему? – спрашиваю я, хотя и так знаю ответ.
Взяв меня за руку, Марк проводит кончиком пальца по внутренней стороне моего запястья. От его прикосновения кожа бледнеет, синеватые вены проступают четче, извилистые, будто притоки реки.
– Потому что в тот день я уже влюбился в тебя.
Он подается вперед, как и я, и мы неуклюже наклоняемся над углом стола, наши губы сливаются в нежном поцелуе, и я закрываю глаза, чувствуя тепло его дыхания.
– Прости меня, – шепчет он.
– Это не имеет значения.
Я понимаю, почему он так поступил. Он прав – я обратилась бы к другому психотерапевту. Было бы странно открывать душу человеку, которого моя мать выбрала для исповеди. А если бы я пошла к другому специалисту, Элла не появилась бы на свет.
– Но больше никаких тайн.
– Никаких тайн, – повторяет Марк. – Жизнь с чистого листа.
Он колеблется, и на мгновение мне кажется, что он хочет признаться в чем-то еще, но Марк достает из кармана небольшую бархатную коробочку.
Не сводя с меня глаз, он опускается на одно колено.
Глава 71
Мюррей
– И еще раз, пожалуйста.
Они замерли в неудобной позе, пожимая руки перед объективом фотоаппарата и выставив вперед почетную грамоту в рамочке, за которую держались и Маккензи, и глава полиции Истборна.
– Готово.
Фотограф отошел, и главный констебль с искренней улыбкой еще раз пожала Мюррею руку.
– Сегодня будете праздновать?
– Соберу пару друзей, мэм.
– Вы это заслужили. Отличная работа, Мюррей.
Женщина отступила в сторону, позволив Маккензи нежиться в лучах славы. Хвалебные речи никто не произносил, но Мюррей расправил плечи и поднял над головой грамоту, и когда глава полиции начала хлопать, весь зал наполнился аплодисментами. Ниш, сидевшая в паре столов поодаль, просияв, подняла два больших пальца вверх и снова зааплодировала. Кто-то у двери крикнул: «Ура!» Даже угрюмый Джон из участка в Лоуэр – Мидс – и тот рукоплескал.
Маккензи на мгновение представил себе в этом зале Сару. Она надела бы какое-нибудь яркое и пышное льняное платье, а на шею повязала бы шарф или набросила бы на голову шейный платок. Улыбалась бы от уха до уха, обводила бы взглядом комнату, поглядывая на остальных в надежде поделиться своей радостью.
У Мюррея защипало глаза. Он повернул к себе грамоту и заморгал, делая вид, что всматривается в нее, пока слезы не отступили. Такой была бы Сара в один из своих хороших дней, напомнил он себе. Но могло сложиться и так, что жена вообще не оказалась бы в этой комнате, а лежала бы в Хайфилде или пряталась дома под одеялом, чувствуя себя не в силах поддержать Мюррея сегодня. В его последний день на работе.
«Мюррей Маккензи, номер удостоверения К6821, награждается за самоотверженность, упорство и выдающиеся профессиональные качества, проявленные в расследовании убийства Тома Джонсона и идентификации обоих подозреваемых. Его вклад в расследование представляет исключительный пример помощи полиции, служа воплощением ценностей правоохранительных органов».
«Идентификация обоих подозреваемых». Какая размытая формулировка. Маккензи сожалел, что полиции не удалось привлечь Кэролайн Джонсон к ответственности за содеянное. Она сбросилась с балкона квартиры Марка Хеммингса и упала с восьмого этажа перед толпой зевак, которых теперь до конца жизни будут преследовать воспоминания о ее теле, разбившемся об асфальт. Кэролайн забрала с собой в небытие все тайны, которыми не успела поделиться с дочерью.
