Рамон погладил меня по волосам.
– Главное, ты жива.
– А Марта?
– Нет.
Горевать я не стала. Поделом. Но…
– А Терри? Малыш?
– Он сейчас у Линетт. Его величество собирается сменить ребенку и имя, и род.
– Зачем?
– Потому что род известен храмовникам. А имя… Стоит ли малышу повторять судьбу его отца?
Не стоило. Определенно.
– И… что?
– Думаю, что я попрошу тебя признать моего бастарда. Ты ведь не согласишься расстаться с малышом, верно?
Я задумалась на пару минут. Рамон был полностью прав. Не соглашусь и в чужие руки его не отдам. Это маг жизни, и только я знаю, как его учить, чему, что развивать, на что обратить внимание… И не позволю сделать из него марионетку!
Бастард… Это бывает. Любой благородный нет-нет да и свильнет на сторону, иногда и с последствиями. А признавать их или нет… В свете такого не одобряют, но иногда, если бастард получается сильным магом или от этого будет какая-нибудь выгода, ребенка могут признать. Правда, жена становится посмешищем, но тут уж многое зависит от самой семьи. Кто будет смеяться над Палачом, я не представляла. Тут уж скорее мне посочувствуют.
– Спасибо!
– Я и больше бы сделал…
Рамон замялся, словно хотел что-то сказать, но не решался. Я протянула руку, нашарила его пальцы и крепко сжала. Муж сглотнул… и вдруг выдохнул:
– Вета… не оставляй меня, пожалуйста. Никогда.
Я настолько не ожидала услышать эти слова, что повернула голову и наткнулась, словно на факел, на горящий взгляд черных глаз. Так смотрят… Ох. Такие взгляды только в романах и встречаются. Когда ты – самое ценное для человека, выше неба и больше жизни.
Я едва не подавилась слюной.
– Рамон…
– Не надо, Вета. Не говори пока ничего. Оставь мне хотя бы надежду.
Это было несложно.
– Воды дать?
Пить тут же захотелось до ужаса, и я прикрыла глаза. Рамон, словно заправская сиделка, подхватил меня, поднес кубок и помог напиться, а потом опустил на подушки.
Глаза словно сами собой закрывались. Кровопотеря, да…
* * *
Рамон смотрел на спящую девушку и переводил дыхание, не замечая, что в пальцах смялся серебряный кубок.
Вот он и сказал это. И мир не рухнул. Или?.. Сейчас еще рано судить об этом. Но Вета уже не оттолкнула его, и это хорошо. Когда же она стала ему необходима?
Когда смотрела зло и испуганно на месте дуэли?
Когда дерзила в глаза?
Когда дала пощечину?
Когда лечила людей у него на глазах, не считаясь ни с чем?
Когда?
Рамон и сам не понимал этого. Но твердо знал одно: когда вчера он увидел Ветану с кинжалом в груди, в нем оборвалось сердце. Трепыхнулось, грозя замереть навсегда, и видит небо, он бы там и умер. Без нее жизни просто нет. В юности он клялся никогда не любить и не доверять. Судьба посмеялась, иначе и не скажешь.
Он не умеет говорить красивых речей, не умеет стоять на коленях, не умеет писать стихи, преклоняясь перед платками своей возлюбленной. Он просто воин и маг, раденорское пугало, которым кто-то тоже обязан быть, и не самый лучший человек. Такой, какой есть.
И без нее…
Вета ворвалась в его жизнь веселым ветром, и пламя вспыхнуло, пожирая остатки затхлости и тоски. Если сейчас она уйдет, он просто потухнет. Без нее ему незачем жить.
И – нет.
Он не покончит жизнь самоубийством, не станет пренебрегать своими обязанностями, он будет жить долго и даже сделает наследника. Только вот… Бывает так, что люди, стоя на пороге смерти, поражают всех силой своей души. А бывает и иначе – когда человек в полном расцвете сил, а душа у него умерла. Как-то будет у самого герцога?
Рамон не знал. Все сейчас зависело от девушки, лежащей на кровати. Пусть она решает за них обоих, это ее право. А он… Он просто примет ее выбор. Любой выбор.
Герцог Моринар решительно вернулся в кресло, подобрал томик, и на этот раз у книги даже иногда перелистывались страницы. На душе у мужчины определенно стало светлее.
* * *
Второй раз я пришла в себя уже днем. Рамон по-прежнему сидел в кресле неподалеку. Интересно, он и спал в нем тоже?
Пришлось кашлянуть еще раз.
– Добрый день? – отреагировал уже спокойнее супруг.
– Надеюсь, – честно призналась я.
– Лекарь был около часа назад, сказал, что опасность миновала, но теперь тебе надо усиленно питаться и восстанавливать кровь.
Я кивнула:
– А искупаться можно?
– Купаться пока нельзя, но я позову служанок. Хотя бы пот стереть, – ответил Рамон.
– Пожалуйста, – попросила я.
Чувствовала себя грязной, усталой и вообще… Больно.
Долго ждать служанок не пришлось. Вошли, защебетали, помогли мне обтереться мокрыми губками, переодели, не потревожив повязку… И оставили наедине с подносом вкусностей. Я облизнулась, почувствовав зверский голод, и вцепилась зубами в кусок мяса, по счастью, уже мелко нарезанного. Ум-м…
Рамон появился, когда я доела все, что мне принесли, и лениво потягивала из стакана гранатовый сок. Вкусно…
– Приказать что-нибудь еще?
– Нет, спасибо.
У меня был выбор: или поговорить сейчас, или затянуть. Только вот такие разговоры лучше не откладывать. И я кивнула Рамону на кресло рядом с кроватью.
– Поговорим?
– Да.
Рамон решительно развернул кресло так, чтобы мы могли видеть глаза друг друга. И я начала первой:
– Просьба не оставлять тебя… Это то, о чем я думаю?
– Да, – ни тени сомнения. – Я хочу, чтобы ты была моей женой. Была рядом со мной, с нашими детьми. Чтобы наш брак был настоящим. Я не понимал, пока едва не потерял тебя, а потом… Могло стать поздно. Сегодня нас могло уже не быть. Я… я знаю, что не лучший человек, знаю, что не могу дать тебе многое, но…
Я подняла руку.
Не стоит меня убеждать. Слова сказаны, а мне надо просто их обдумать. Злое дело – любовь. И не хочешь, а так получается. Рамон любит меня или думает, что это любовь. Да, он не лучший человек под этим небом. У него руки по локоть в крови, а то и по плечо. Он убийца на службе Короны, он вперед всего ставит верность Королю и Раденору, он любого уничтожит за предательство… Он никогда не осыплет меня розами. Собственно, у него куча недостатков.
Но… А что я увижу в зеркале?
Недостатков и у меня не меньше. Я слишком хладнокровная и рассудочная, чтобы полюбить так, как пишут в сказках: и умерли они в один день. Я никому и никогда не буду доверять до конца, меня так научили. Я ставлю свою работу вперед всего, я… Такое сокровище, как я, врагам дарить надо. Чтобы искренне раскаялись перед мучительной смертью.
