Ночь прошла спокойно. Маг жизни не станет ворочаться с боку на бок, переживать и нервничать. Уж успокоить саму себя и крепко уснуть я могу.
Настолько крепко, что с утра меня разбудила Линетт.
– Вета! Ты вставать собираешься?
– А надо? – пробормотала я из-под одеяла.
– Надо. Его величество прислал гонца.
– Что случилось?
– Он ждет тебя при дворе. Приехали Оломары.
Одеяло отлетело в сторону. Я подскочила на кровати.
– Срочно! Одеваться!
Линетт фыркнула:
– Вета, служанки ждут, горячая вода готова, платье я выбрала на свой вкус, а завтрак на столе.
И, прежде чем я успела поблагодарить, герцогиня вышла, оставив в комнате лишь легкий запах духов. А я заметалась по комнате.
Родители здесь.
Страшно?
Да, и еще как.
В детстве я не так часто видела и отца и мать. Брат был отцовским любимцем, сестра – материнской игрушкой, иначе и не скажешь, а я оставалась неприкаянной. Но не страдала. Они приезжали, одаривали меня взглядами, подарками и улыбками, трепали по щечке и передавали с рук на руки служанкам. И мы оставались ждать следующего приезда. И обязательно находили с бабушкой чем заняться. Так уж получилось, я всегда была любимицей бабушки, всем остальным ее внимание доставалось по остаточному принципу.
Родители мне были не так и нужны, но они – были. И я привыкла относиться к ним, как к грозной силе вдали, силе, от которой нужно таиться, которая может распоряжаться моей жизнью… Привыкла опасаться. А сейчас придется встретиться с ними лицом к лицу.
Я остановилась. Поглядела в зеркало. Из-за стекла в ответ посмотрели серые глаза. Большие, испуганные. А чего я боюсь? Я уже Ветана Моринар, у Оломаров нет надо мной никакой власти, да и его величество не даст меня в обиду. Почему я испугалась? Не знаю. Но это повод пойти и выяснить.
В комнату вошли служанки и принялись суетиться вокруг. Тазик с горячей водой, волосы, лицо… Не прошло и часа, как я была готова. Правда, пришлось постоянно останавливать девушек, чтобы они меня не разукрасили, как куклу. Никакой краски для лица, никаких сложных причесок. Та же коса, может, чуть более сложно заплетенная, а брови и ресницы у меня и так черные. Ни к чему добавлять.
Платье тоже пришлось забраковать. Линетт выбрала мне очаровательное творение из шелка и кружев, ярко-голубого цвета, с глубоким вырезом и вышивкой жемчугом. Я понимала, что это вполне пристойно для появления при дворе, но…
Не могу я! Попросту не могу!
Наверное, у меня мещанские вкусы, но я решительно отложила платье и выбрала из шкафа другое. Простенькое, темно-зеленое, из дорогого сукна, с закрытым воротом, без особых украшений. Милое, но повседневное. В таких знатные дамы хлопочут по хозяйству, но уж точно не отправляются ко двору. В тон подобрала ленту и решительно отказалась от украшений. Ни к чему.
Линетт покачала головой, но настаивать не стала.
– Вета, ты уверена?
– Мне так больше нравится. Прости, я понимаю, что ты старалась…
– Это не важно! Лишь бы тебе было удобно.
– Репутация семьи…
– Вета, репутация семьи Моринар такова, что ее твоими платьями уже не испортишь. И даже отсутствием платья. После Рамона-то…
Я улыбнулась. И только в карете поняла, почему выбрала именно это платье.
Мать я никогда не видела в простом наряде. Всегда с роскошной прической, в дорогих, почти бальных одеждах. Да и отец недалеко от нее ушел.
Внутренне я противопоставляла себя Оломарам. И выбирала не платье – броню. Вызов. Но примут ли его? И будет ли кому?
Зная его величество, я не сомневалась: мои родители живы, пока ему не мешают. А потом… судьба Артау в некотором отношении очень показательна.
* * *
Дворец жил своей жизнью.
Так же стояли перед входом гвардейцы, так же суетились придворные… Единственное отличие – форма на гвардейцах была подозрительно новой, необмятой. Либо выдали новую, либо гвардейцы были из последнего набора. Который состоялся уже после бунта.
Мы с Линетт поднялись по мраморной лестнице, раскланиваясь со знакомыми. То есть она улыбалась и щебетала с каждым встречным, а я молчала и изучала людей. Ничем они не отличаются от обитателей бедняцких кварталов. Две руки, две ноги… Ничего нового или интересного, разве что кружев побольше.
Коридоры, тронный зал…
Войти туда мы так и не успели.
Вышедший из зала мужчина лет пятидесяти на вид вдруг схватился за сердце, пошатнулся и начал оседать на пол, серея лицом.
Сколько можно увидеть за секунду? Но как-то все отпечаталось в мозгу. И мужчина в кирпично-красном камзоле, и капельки пота на его висках, и придворные, которые шарахнулись в сторону, и Линетт, вытянувшая руку, чтобы остановить стражников, и даже паж, который метнулся в двери зала. Секунда, не больше, была у меня на осознание и принятие решения.
Что оставалось делать? Только шагнуть вперед и призвать дар.
И сила откликнулась. Послушно хлынула в руки, окрасила румянцем щеки, забегала золотистыми искорками по пальцам и даровала прозрение. Разрыв сердца. Да, так бывает, когда сердце не выдерживает нагрузок и рвется, словно старая тряпочка. И спасти человека нельзя. Если просто надрыв – тогда да, шансы есть, а если как сейчас…
Почти мгновенная смерть. Почти…
Пара секунд у меня все же была, и я впечатала правую ладонь в грудь умирающего, как раз над сердцем. Сила хлынула потоком. Легко, весело, даже игриво, как бы это ни звучало в данных обстоятельствах. Искры слетали с моих пальцев сотнями, почти сливаясь в лучи золотистого света. И в такт их движению начинало биться сердце, срастались края порванной мышцы, весело мчалась по телу кровь…
Раньше я бы даже пытаться не стала. Нет, стала бы, вычерпала бы себя до дна, но вряд ли получилось бы что-то… подобное.
Я же помню, как принимала роды у госпожи Лиот! Куда как более простой случай, а я вымоталась так, что не могла дойти до дома… А что сейчас? А сейчас срастались края порванной мышцы. Вот так, еще чуть-чуть, и закрепить, чтобы не повторилось в ближайшие лет двадцать. А лучше – вообще никогда, пусть выбирает себе другую смерть.
Минута, вторая… Все.
Золотистые искры перестают плясать на кончиках моих пальцев, я убираю руки, поворачиваюсь, чтобы передать больного на руки кому-нибудь еще, и, словно на копья, натыкаюсь на людские взгляды.
Я ведь не смотрела, что происходит. А пока я лечила этого мужчину, двери тронного зала распахнулись, и высыпавшая оттуда толпа во главе с королем окружила нас. На меня смотрели жадно, хищно. Вот так и попадаются маги жизни. Но что еще оставалось делать? Бросить на произвол судьбы этого беднягу? Пусть умирает? Этого не позволил бы мой дар. Унести его куда-нибудь тоже возможности не было.
