А шофер нам машет радостно…
На другой стороне кладбища репортеры почуяли жареное: подняли камеры и начали подползать ближе.
Дэмиэн Каупер, вне себя от ярости, вызверился на первого, кто под руку попался; им оказалась викарий.
– Что происходит? – зарычал он. – Кто это сделал?
Айрин Лоуз поспешно, насколько позволяли коротенькие толстые ножки, подошла к краю могилы.
– Мистер Каупер… – начала она, запыхавшись.
– Это что, шутка? – Дэмиэн побледнел. – Зачем играет эта песня?
– Поднимите гроб, – распорядилась Айрин, взяв командование на себя.
– Я засужу вашу гребаную контору до последнего пенни…
– Мне очень жаль! – успокаивающе бормотала Айрин. – Ума не приложу…
Носильщики подняли гроб куда проворнее, чем опускали; он грохнулся на траву и чуть не завалился набок. Я представил, как Дайана перекатывается там от стенки к стенке. Интересно, кто из присутствующих устроил такую злую шутку? Или это своего рода тайное послание?
Реймонд Клунс вцепился в своего партнера. Бруно Вонг прижал ладонь ко рту. Андреа Клюванек улыбалась – или мне померещилось. Мужчина с платком уставился на гроб с необъяснимым выражением, затем поднес руку к лицу, словно его тошнило или, наоборот, душил смех, развернулся и поспешил прочь, в сторону Бромптон-роуд.
А шофер нам машет радостно:
«Все скорей сюда!»
Музыка не умолкала, и это было ужаснее всего. Банальный мотив, мерзкий, нарочито веселый голос, каким взрослые поют своим детям.
– Все, с меня хватит! – объявил Дэмиэн.
Это была первая искренняя эмоция за весь день.
– Дэмиэн… – Грейс попыталась взять его за руку, но тот вырвался.
– Я домой, а ты иди в паб.
Фотографы усердно щелкали камерами, длинные объективы неприлично высовывались из-за надгробий. Тренер-телохранитель пытался как-то заслонять Дэмиэна, однако папарацци устремились за ним.
Викарий беспомощно повернулась к Айрин.
– Что будем делать?
– Давайте перенесем гроб в часовню, – решила Айрин, стараясь не терять самообладания. – Быстрее, – скомандовала она носильщикам.
Те подняли Дайану и понесли обратно чуть ли не бегом, пытаясь при этом соблюдать видимость благообразия. Впрочем, это им не удалось: выглядели они смехотворно, сбивались с ритма, натыкались друг на друга и путались в собственных ногах. Звонкая музыка постепенно затихала вдали.
И гудок поет нам песенку…
Готорн задумчиво смотрел им вслед; видно было, как в его мозгу интенсивно крутились мысли.
– «Бип-бип-бип», – пробормотал он, не попадая в мелодию, и заспешил вслед за гробом.
12. Запах крови
Оставив сконфуженный кружок возле пустой могилы, мы поспешили за гробом, напоминающим теперь утлый кораблик в бурном море.
Я подозревал, что Готорна эта злая, жестокая шутка – если это шутка – немало забавляет, находит какой-то отклик у внутренних демонов. С другой стороны, более вероятно, его радовало то, что теория Мидоуза разлетелась вдребезги. Всего лишь несколько минут назад он рассуждал об ограблении, которое пошло не так, – теперь об этом и речи быть не могло. Все происходящее вывело преступление за рамки стандартных полицейских процедур, что давало Готорну больше права считать расследование своим.
Я оглянулся: Мидоуз ковылял за нами на некотором отдалении.
– Ну и что ты думаешь? – спросил я.
– Это было послание.
– Послание… Кому?
– Как минимум Дэмиэну Кауперу. Ты же видел его лицо!
– Он был расстроен.
– Расстроен – мягко сказано. Побледнел как полотно! Я думал, он сейчас в обморок свалится.
– Наверное, тут намек на Ларри Гудвина, – предположил я.
– Его же не автобус сбил!
– Нет, но он мог в тот день взять с собой игрушечный автобус, или ему нравилось ездить на автобусах…
– В одном ты прав, приятель: это детская песенка – значит, имеет отношение к погибшему мальчику.
Готорн осторожно перешагнул через чью-то могилу.
– Дэмиэн уехал домой, но мы с ним скоро свяжемся. Интересно, что он скажет…
– С момента эпизода в Диле прошло десять лет, – рассуждал я вслух. – Сперва Дайану Каупер убили, теперь это… Кто-то явно пытается на что-то намекнуть…
Гроб уже занесли в часовню. Мы задержались у входа, дожидаясь Мидоуза.
– Там, где ты, вечно все летит кувырком, – пропыхтел он, задыхаясь.
Если не возьмется за ум, не перестанет курить и не сядет на диету, скоро снова посетит кладбище и задержится там гораздо дольше.
– Ну и как твой грабитель это проделал? – язвительно поинтересовался Готорн. – Что-то я не заметил тут никого в форме курьера.
– Это может совершенно не иметь отношения к делу, – ответил Мидоуз. – Тут замешана голливудская звезда: не исключена чья-то дурацкая шутка; у кого-то плохо с чувством юмора, вот и все.
Мы зашли в часовню. Гроб уже стоял на ко́злах, Айрин Лоуз деловито отстегивала крепления. За ней квадратными от ужаса глазами наблюдала викарий.
– Я работаю в похоронном бизнесе двадцать семь лет, – пожаловалась Айрин, – и ни разу – ни единого разу! – ничего подобного не случалось.
По крайней мере, песенка умолкла; в тишине раздавался лишь скрип ивовых прутьев. Айрин подняла крышку, и я непроизвольно дернулся: совсем не хотелось лицезреть Дайану Каупер через неделю после смерти. К счастью, ее накрыли муслиновым саваном: различались лишь контуры тела без подробностей типа остекленевших глаз или зашитых губ. Айрин наклонилась, вытащила из рук покойной нечто похожее на ярко-оранжевый мячик и передала Мидоузу.
Тот брезгливо покрутил в руках непонятный предмет.
– Фигня какая-то…
– Это будильник.
Готорн протянул руку, и Мидоуз с облегчением отдал ему вещдок.
И действительно, это был цифровой будильник с круглым циферблатом; сбоку виднелась перфорация, как на старом радиоприемнике, и две кнопки. Готорн щелкнул переключателем, и песенка заиграла снова:
День-деньской колеса крутятся…
– Выключите! – вздрогнула Айрин.
Готорн подчинился.
– Это будильник, проигрывающий MP3-файлы, – объяснил он. – Их полно в интернете. Можно скачать любимую песню твоего ребенка и поставить в качестве мелодии на звонок. Я сыну купил такой же, только вместо музыки записал собственный голос: «Вставай, ленивый ублюдок, шевелись!» Ему нравится.
