Хуже всего была вода. Странно, подумала Алиша, я всегда любила воду. В детстве бесстрашно плавала и глубоко ныряла, в гроте в Колонии, задерживая дыхание так долго, как могла, касаясь дна. В ушах гудело, пузырьки воздуха изо рта поднимались из тьмы к солнечному свету, высоко вверху. Иногда они лили воду ей в рот. Иногда они подвешивали ее к потолку, привязав к доске, и опускали головой в ванну с ледяной водой. Вот оно, каждый раз думала она, считая секунды, пока оно не кончалось.
Шли дни, и ее силы заметно истощились. Небольшое нисходящее движение, но этого было достаточно. Они предлагали ей еду, кашу из кукурузы или сои, полоски мяса, копченые до состояния кожаного ремня, по умолчанию стараясь, чтобы она осталась жива, чтобы они могли наслаждаться этим столько, сколько возможно. Она поклялась перед собой. Когда она наконец-то испробует человеческой крови, что станет финальным актом ее превращения, это будет их кровь. Тяжело оставить свою человеческую сущность, но в этой мысли она находила утешение. Она досуха выпьет этих ублюдков.
Считать дни не было никакой возможности. Она начала регулярно вспоминать прошедшие события в те моменты, когда оставалась наедине с собой. Прокручивать их в уме, будто последовательность картин. Часовой в Первой Колонии. Ее путешествие с Питером, Эми и остальными через Темные Земли и в Колорадо. Ее странное, скучное детство с Полковником. Она всегда обращалась к нему «сэр». Никогда «папочка» или хотя бы «Найлз». С самого начала он был для нее старшим по званию, а не отцом или другом. Так странно вспоминать об этом теперь. Воспоминания о прошедшей жизни вызывали в ней эмоции, самые разные. Печаль, радость, возбуждение, чувство одиночества и даже до какой-то степени любовь. Но главное, что она чувствовала – принадлежность, причастность. Они и есть ее воспоминания, а ее воспоминания и есть она. Она надеялась, что сможет сохранить их до того момента, когда все будет кончено.
Начала задумываться о том, что не являются ли все их действия, эта повторяющаяся боль целью самой по себе. И тут ритм ее заточения был сломан. Появился человек, по которому сразу было видно, что он главный. Он не представился, с минуту вообще ничего не говорил, просто стоял рядом с ней, подвешенной к потолку. На его лице было выражение человека, читающего загадочную книгу. На нем были темный костюм, галстук и крахмальная белая рубашка, а выглядел он не больше, чем на тридцать. Бледная гладкая кожа, будто никогда не знавшая солнца. Но его выдавали глаза. И с чего бы ей удивляться?
– Ты… другая.
Подойдя ближе, он резко втянул носом воздух, дернув головой в ее сторону, будто собака.
– Ага, это я давно поняла.
– Я чувствую это по запаху.
– Не могу сказать, что у меня была возможность помыться.
Она нагло улыбнулась.
– А ты, должно быть…
– Вопросы буду задавать я.
– Сам знаешь, в темноте читать вредно. Очень вредно для твоих глаз.
Он размахнулся и ударил ее по лицу ладонью.
– Вау, – сказала Алиша, подвигав челюстью. – Ой. Типа больно.
Он снова двинулся вперед и резко выкрутил ей руку.
– Почему у тебя метки нет?
– Какой у тебя сексапильный костюм. Девушка рядом с тобой себя плохо одетой чувствует.
Снова удар по лицу, будто кнутом. Глаза заслезились, и Алиша моргнула. Провела языком по губам и почувствовала вкус крови.
– Знаешь, вы уже долго это делали. Не слишком приятно. Не думаю, что ты мне понравился.
Его пылающие глаза сузились от злости. Она попала близко.
– Расскажи мне про Серджо.
– Не могу сказать, что слышала такое имя.
Он снова ударил ее. Перед глазами замелькали звездочки. Она поняла, что он не бьет в полную силу. Будет прибавлять понемногу, медленно.
– Почему бы тебе не снять меня отсюда, чтобы мы могли нормально поболтать? Поскольку все это явно не срабатывает.
Бабах. Снова удар, теперь кулаком. Будто доской ударили. Алиша тряхнула головой, и полетели капли крови.
– Должна сказать, впечатляет. Ты тренируешься?
– Говори.
– Иди пописай.
Сильный удар в живот. Дыхание замерло в груди, диафрагма сложилась, как меха. Секунды без воздуха. Когда ее легкие снова наполнились воздухом, он ударил снова.
– Кто… такой… Серджо?
Алиша с трудом сосредоточилась. Трудно было сосредоточиться, трудно дышать, трудно думать. Она ожидала следующего удара, но его не последовало. Увидела, что мужчина открывает дверь. Вошли трое. Двоих она уже видела прежде, третьего – нет. Они внесли скамейку, высотой по пояс, с широким основанием.
– Хочу представить тебе моего друга. Это Сод. Вы уже встречались на самом деле.
В глазах у Алиши постепенно прояснилось. Что-то у него нехорошее с лицом. Вернее, с одной стороной лица, которая выглядела, как кусок плохо прожаренного мяса, красный посередине и черный по краям. Его левый глаз был незрячим, зажаренным до состояния запеченной грязи.
– Блин, – с трудом сказала Алиша.
– Сод был в разгрузочной, когда ты решила ее взорвать. И ему это не слишком понравилось.
– Само собой. Рада познакомиться, Сод. Хорошее имя, «Сод».
– У Сода есть увлечения особого рода. Можно сказать, он заслужил свое прозвище. У него есть косточка, которой он с тобой поделится.
Он обратился к двум другим.
– Привяжите ее к скамье. Нет, погодите немного.
Посыпались удары. По лицу. В корпус. К тому времени, когда он устал, Алиша уже почти ничего не чувствовала. Боль была где-то в другом месте – еле различимая, далекая. Звон цепей. Запястья свободны. Она увидела перед собой пол. Ее прижали телом к скамейке, а ноги раздвинули и привязали к раме внизу. Сорвали с нее штаны.
– Дадим нашему другу немного уединения, – сказал первый, и Алиша услышала, как закрылась дверь. А затем зловеще щелкнул замок.
50
Каждую ночь, пока Эми и Грир двигались на север, Эми снился Уолгаст. Иногда они были на карусели. Иногда ехали в машине, проезжая через небольшие города, мимо зелени сельской местности, весной, видя вдали горы, скалистые вершины которых сверкали льдом. Этой ночью ей приснилось, что они в Орегоне, на базе отдыха. Они сидели в главной комнате домика, на полу, друг напротив друга, скрестив ноги по-турецки, а между ними на полу была игровая доска «Монополии», с поблекшими разноцветными квадратиками и разложенными аккуратными стопками игровыми деньгами. Эми ходила небольшим колпачком, Уолгаст – игрушечной машинкой. Уолгаст бросил кубики из стакана и подвинул свою машинку на «Сент-Чарльз Плейс», где был один из шести (шести!) отелей Эми. В комнате было тепло, топилась печь, за окном в бархатной темноте падал пушистый снег, посреди холодной зимней ночи.
