Теперь придется забыть об этой жизни. Он уже девять дней в самоволке, стал таким же изгоем, вне закона, как Холлис и Тифти. Что бы ни сказал Гуннар в его защиту, другие его слова были четкими и ясными. В этом деле ты сам по себе, никто за тебя слова не скажет.
И тут он понял, что его трясет Холлис. Они вышли наружу, на холод. Уехали уже достаточно далеко на север, и наступление зимы здесь было куда очевиднее. В небе висели низкие серые облака, будто повисшие в небесах груды камней.
– Видишь? – сказал Тифти, показывая на землю вокруг грузовика. – Следов вообще нет.
Они поехали дальше. Отсутствие Зараженных не давало Питеру покоя. Они не видели следов даже рядом с убежищами, ни единого. Казалось бы, и хорошо, но слишком странно. Это его и беспокоило. Будто Зараженные приберегали для них какой-то сюрприз.
Теперь они ехали медленнее, дороги стали едва различимы. Тифти часто приходилось останавливаться, чтобы заново рассчитать путь при помощи компаса и карты. Иногда он пользовался даже секстантом, штукой, которую Питер увидел впервые в жизни. Майкл показал ему, как это делается. Измеряется угол от горизонта до солнца, учитываются время и дата, и можно рассчитать местоположение в отсутствие других ориентиров. Обычно им пользовались на кораблях в море, объяснил Майкл, где горизонт ничем не закрыт. Но на суше тоже можно. Сам Майкл научился пользоваться секстантом, когда стал выходить в море на лодке, чтобы найти барьер. Или не найти.
Шли дни, а они так и не видели Зараженных. Теперь они уже не скрывали удивления, хотя разговор не заходил дальше того, что это странно. Странно, говорили они, наверное, мы должны считать, что нам везет. Пока что везет, но удача частенько обманывает тебя в конечном счете. Прошло одиннадцать дней, и Тифти объявил, что они приближаются к границе Миссури и Айовы. Грязные и уставшие, они едва сдерживались. Безымянная река задержала их на два дня, им пришлось ехать вдоль нее, миля за милей, пока они не нашли мост, не разрушенный временем или войной. Топлива оставалось мало. Рельеф снова изменился, не такой равнинный, как в Техасе, но похожий, пологие холмы, покрытые травой по пояс. Близилась середина дня, когда Холлис, сидевший за рулем, остановил машину.
Питер, задремавший на заднем сиденье, проснулся от звука открывающихся дверей. Сел и увидел, что он в кабине один. Почему они остановились?
Взяв винтовку, он выбрался наружу. Все было покрыто тончайшей пылью – трава, деревья. Снег? В воздухе стоял резкий запах, пахло чем-то горелым. Не снег. Прах. Питер пошел к остальным, стоящим на вершине холма. Из-под его ног поднимались облачка беловатой пыли. Подойдя к своим спутникам, он остановился, остолбенев, как и они, от открывшегося ему зрелища.
– Помилуй бог, – пробормотал Майкл. – Что это, черт побери?
52
Эта женщина. Кто она?
Шпионка. Бунтовщик. Это было очевидно. Ее попытка освободить заложников, по всем признакам, говорила об этом. Она убила шестерых прежде, чем совершила фатальную ошибку. Вот только отсутствие у нее метки все портит. И странный запах, который почуял Гилдер. Что это значит? Они нашли ее оружие. Самозарядный «браунинг», в обойме два патрона осталось. Гилдер таких никогда не видел. Это не их оружие. Либо бунтовщики организовали склад оружия, найдя его где-то еще, в неизвестном ему месте, либо женщина вообще не отсюда.
Гилдер не любил загадки. Не любил их даже сильнее, чем саму идею насчет Серджо.
А еще она не сломалась. Даже имени своего им не сказала. Даже Сод, этот психопат, этот человек, печально известный своими отвратительными пристрастиями, не смог вытащить из нее ни капли полезной информации. Решение использовать его пришло в голову Гилдеру с удивительной легкостью. Одно дело – отправлять людей на корм, Зараженные делали все быстро, милосердно в своем роде. Опять же тварей кормить надо. Не слишком приятно, но очень быстро. Что же до побоев под арестом и осторожного применения пытки водой, что ж, иногда таких мер попросту не избежать. Как там раньше говорили? Продвинутые методы допроса.
Однако санкционировать изнасилование, это что-то новое. Нечто, что заставляет задуматься. Такое случалось лишь в других странах, маленьких, жестоких, где люди рубили других на куски ударами мачете, безо всякой причины, кроме той, что жертвы родились не в той деревне или имели чуть иную форму ушей. Или предпочитали шоколадное мороженое, а не ванильное. Эта мысль должна была быть ему противна. Это должно было быть… ниже его достоинства. Вот до чего его довел Серджо. Странно, как нечто только что казалось тебе полным безумием и вдруг стало для тебя совершенно нормальным.
Именно эти мысли вертелись в голове Гилдера, когда он сидел во главе стола на совещании. Будь у него выбор, он бы не приходил на эти еженедельные собрания, которые вечно заканчивались витиеватыми спорами по процедурным вопросам, классический пример выяснения того, кто главный повар на кухне. Гилдер твердо верил в субординацию, четкую и ясную, и распределение чиновничьей власти в виде пирамиды. Куча ненужной работы внизу, в ее основании, бумажной, основанной на прецедентах, но в такой структуре у каждого было свое место. Однако надо было поддерживать иллюзию коллективного правления по крайней мере пока.
– Кто-нибудь еще хочет высказаться?
Похоже, никто. Молчание затянулось, и министр пропаганды Хоппел, сидевший по левую руку от Гилдера, между ним и Сурешем, министром общественного здравоохранения, напротив Уилкса, прокашлялся.
– Я думаю, что всех беспокоит, ну, не то что беспокоит, но приводит в озабоченность, думаю, выражу общее мнение…
– Бога ради, давай уже. И сними свои очки.
– Ой. Хорошо.
Хоппел снял дымчатые очки и с нервной осторожностью положил их на стол.
– Как я уже сказал…
Он снова прокашлялся.
– Возможно, что, быть может, все несколько вышло из-под контроля?
– Тут ты прав, черт побери. Первая умная мысль, которую я услышал за весь день.
– Что я хочу сказать, стратегия, которой мы придерживались, похоже, не привела нас к той цели, к которой мы стремимся.
Гилдер раздраженно вздохнул.
– Что ты предлагаешь?
Взгляд Хоппела заметался, то на одного из его коллег, то на другого. Лучше бы вам меня поддержать, я не собираюсь все на себя брать.
– Возможно, нам надо провести деэскалацию. Временную.
– Деэскалацию. По нам бьют, если ты не заметил.
– Да, в этом и дело. В плоскоземье много разговоров, и это не в нашу пользу. Возможно, нам следует попытаться несколько притормозить. И посмотреть, что получится.
– Ты с ума сошел? Вы все с ума сошли? Фред, ты хоть меня поддержи.
Но прежде чем начальник администрации успел заговорить, Хоппел спешно продолжил. Видимо, его выбрали, чтобы уговорить Гилдера на их условия.
– Вы же сами сказали, что все идет не совсем так, как надо.
