– Что ж, – наконец сказала Лайла и протяжно выдохнула. – Полагаю, лучше мне сказать все сразу. Я так понимаю, что ты предлагаешь уезжать завтра же, с утра пораньше. Если я тебя правильно поняла.
– Думаю, так будет лучше всего.
Лайла с тоской поглядела по сторонам.
– Очень плохо на самом деле. Я хотела закончить детскую.
Она снова посмотрела на него.
– Только одно условие. Ты не заставляешь меня думать об этом.
Грей кивнул.
– Мы просто… просто едем на природу. Это понятно?
– О’кей.
Грей ждал, что она скажет что-то еще, но не дождался. Она оставила эту тему так же быстро, как и затронула.
И тут совершенно внезапно ее настроение снова стало хорошим. Ее глаза резко расширились, она едва не смеялась.
– О боже мой, что за сцену я устроила! Поверить не могу!
Ее руки дернулись, касаясь лица и волос.
– Я, должно быть, ужасно выгляжу. Я ужасно выгляжу?
– Думаю, ты хорошо выглядишь, – выпалил Грей.
– Вот приехали, у меня гость дома, а я слезами заливаюсь. Брэда это всегда с ума сводит. Он всегда говорит, Лайла, ради бога, не надо все время столько эмоций выплескивать.
«Снова это имя», – подумал Грей.
– А кто такой Брэд?
Лайла недоуменно нахмурилась.
– Конечно же, мой муж.
– Я думал, твой муж Дэвид.
– Ну да. В смысле Дэвид.
– Но ты сказала…
– Я много чего говорю, Лоуренс. К этому тебе придется привыкнуть. Возможно, ты думаешь, что я просто безумная.
– Я вовсе так не думаю, – солгал Грей.
Она иронически улыбнулась.
– Мы оба знаем, что ты говоришь это только из вежливости. Но я это ценю.
Она снова огляделась и тяжело вздохнула.
– Тяжелый день был, не думаешь? Боюсь, у нас нет подходящей комнаты для гостей, но я тебе на диване постелю. Если не возражаешь, то посуду до утра оставлю и пожелаю тебе доброй ночи.
Грей понятия не имел, что и думать. Будто она на мгновение вышла из транса, а потом рухнула обратно. В дверях она обернулась и снова посмотрела на него.
– Ева, – сказала она.
Грей поглядел на нее.
– Моя дочь, которая умерла, – объяснила Лайла. – Ее звали Ева.
И она ушла. Грей слышал, как она медленно топает по коридору, а потом по лестнице. Убрал со стола тарелки. Хотелось бы их вымыть, чтобы утром она пришла на прибранную кухню, но тут ничего не поделаешь, просто придется сложить в мойку, к остальным.
Взяв со стола свечу, он пошел в гостиную. Но лишь он лег на диван, как понял, что спать он не будет. Мозг пребывал в полной готовности, а еще он до сих пор чувствовал тошноту от супа. Он снова вспомнил то, что произошло на кухне, тот момент, когда он обнял ее. Не обнял по-настоящему на самом деле. Тогда Грей просто хотел, чтобы Лайла не могла дальше колотить его. Но через какое-то время это стало похоже на объятия. Это было хорошо. Больше, чем просто хорошо, на самом деле. В этом ощущении не было ничего сексуального, по крайней мере в том смысле, как Грей это помнил. Прошли многие годы с тех пор, как Грей ловил себя на мыслях, хоть отдаленно напоминающих сексуальные. Антиандрогены об этом позаботились. Ко всему женщина еще и беременная, ради всего святого. Что, если задуматься, было, наверное, самым лучшим во всем этом. Беременные женщины не обнимаются направо и налево без причины. Обнимая Лайлу, Грей ощутил, что вступил в некий круг, и внутри этого круга не двое, а трое – ребенок, который тоже был с ними. Может, Лайла безумна, может, и нет. Уж не ему о таком судить. Но он не считал, что это что-то меняет. Она выбрала его, чтобы он ей помог, и он делал именно это.
Грей едва не начал говорить сам с собой, размышляя об этом, и уже почти уснул, когда тишину прорезал звериный визг. Он резко сел на диване, приходя в себя. Звук снаружи. Он быстро подошел к окну.
И только тогда вспомнил про револьвер Игги. Так отвлекся, что оставил его в «Хоум Депо». Как он мог так ступить?
Он прижался лицом к стеклу. Посреди улицы лежал темный комок, размером с лабрадора. И похоже, не шевелился. Грей подождал, затаив дыхание. По верхушкам деревьев скакал какой-то серый силуэт, который вскоре пропал.
Грей понимал, что теперь он всю ночь глаз не сомкнет. Хотя какая разница. Это ощущение будто обдало его холодным душем. Наверху спит Лайла, ей снится мир, которого больше нет, а за стенами дома притаилось чудовищное зло. Зло, частью которого является сам Грей. Перед его глазами снова встала сцена на кухне, Лайла, стоящая у раковины, со слезами отчаяния, льющимися по ее щекам, со сжатыми в гневе кулаками. Я не могу снова потерять ее, я не могу.
Он будет сторожить всю ночь, стоя у окна, до утра, а потом, с рассветом, увезет их отсюда к чертям.
Лайла Кайл пребывала в раздумьях в темноте.
Она слышала визг снаружи. Собака, поняла она. Что-то случилось с собакой. Какой-нибудь безмозглый водитель, мчащийся по улице? Наверняка именно это и произошло. Людям нужно получше следить за своими любимцами.
Не думай, сказала она себе. Не думай не думай не думай.
И Лайла задумалась. Как это, быть собакой. Наверное, в этом есть некоторые преимущества. Существование, полностью лишенное мыслей, в голове ничего, вот тебя еще раз погладили, вот ты погулял по кварталу, вот у тебя еда в животе. Наверное, Роско (потому что это точно Роско, его она слышала, бедный Роско) даже не понял, что с ним произошло. Может, совсем чуть-чуть, в самом конце. Только что он шел по улице, все обнюхивая, разыскивая, что съесть – Лайла вспомнила, как видела его сегодня утром, когда у него во рту что-то болталось, но тут же выбросила из головы этот неприятный образ – а потом… ну, потом просто не было. Роско отправился в небытие.
А теперь этот мужчина. Этот Лоуренс Грей. О котором, вдруг поняла Лайла, она вообще ничего не знает. Он был уборщиком. Убирался. Что он убирал? Наверное, у Дэвида бы истерика случилась, если бы он узнал, что она пустила в дом совершенно незнакомого человека. Она бы с удовольствием поглядела на лицо Дэвида. Лайла предполагала, что вполне могла и ошибиться в этом человеке, этом Лоуренсе Грее, но ей так не казалось. Она всегда хорошо разбиралась в людях. Конечно, Лоуренс говорил некоторые странные вещи – очень тревожные. Насчет выключенного света, пропавших людей, все прочее. (Мертвы, мертвы, все мертвы). Он определенно вывел ее из себя. Но если честно, он прекрасно поработал в детской, а еще, глядя на него, она поняла, что у него сердце не камень. Еще одно любимое выражение ее отца. Что оно может означать? Разве может сердце быть камнем?
«Папа, я же медик, – однажды сказала она ему со смехом. – Говорю тебе, сердце не может быть камнем, не может быть не на месте».
