– Упрямой?
– Да, но в хорошем смысле этого слова. Если я скажу тебе вымыть руки перед едой, а ты откажешься, это не слишком хорошо. Это плохое упрямство. Я же хочу сказать, что твоя мать всегда делала то, что считала правильным.
– И поэтому решила, что должен появиться я, – сосредоточенно ответил Калеб. – Потому что… что было правильным принести в мир свет.
– Хорошо. Ты запомнил это. Всегда помни, Калеб, что ты – яркий луч света.
Лицо мальчика растаяло от радости.
– А теперь расскажи мне про Тео. Про моего отца.
– Твоего отца?
– Пожа-а-алста!
Эми рассмеялась.
– Ладно, хорошо. В первую очередь он был очень храбрый. Очень храбрый мужчина, и он очень любил твою маму.
– Но грустил.
– Это так, он печалился. Но, знаешь, именно это и делало его таким храбрым. Он совершил самый смелый из поступков. Знаешь, какой?
– Он стал надеяться.
– Да. Он стал надеяться, когда вокруг никто уже не надеялся. И это ты тоже всегда помни.
Она наклонилась и поцеловала его в лоб, теплый и влажный.
– Ладно, уже поздно. Пора спать. Утро вечера мудренее.
– Они… любили меня?
Эми была ошеломлена. Не самим вопросом – он множество раз задавал его, всякий раз желая убедиться, – а неуверенностью в его голосе.
– Конечно, Калеб. Я же тебе много раз говорила. Они очень любили тебя. И до сих пор тебя любят.
– Потому что сейчас они на небесах.
– Правильно.
– Где все мы будем вместе, когда-нибудь. Куда отправляются все души.
Он глянул в сторону.
– Они говорят, что ты очень старая, – вдруг сказал он.
– Кто говорит, Калеб?
– Я не знаю.
Скрытый в коконе одеяла, он пожал крохотными плечами.
– Все. Другие Сестры. Я слышал, как они говорили.
Раньше об этом речь не заходила. Насколько было известно Эми, об этом знала только Сестра Пег.
– Что ж, – начала она, собравшись с духом. – Я старше тебя, это я точно могу сказать. Достаточно стара, чтобы сказать тебе, что пора спать.
– Я иногда вижу их.
Эти слова застали ее врасплох.
– Калеб? Как ты можешь их видеть?
Но мальчик не смотрел на нее, его взгляд будто обратился внутрь.
– Ночью. Когда я сплю.
– Видишь сны, ты хотел сказать.
На это мальчику нечего было ответить. Она коснулась его руки, скрытой одеялом.
– Все нормально, Калеб. Расскажешь мне, когда будешь готов.
– Это не одно и то же. Это не то же самое, что сон.
Он поглядел на ее лицо.
– И тебя я вижу, Эми.
– Меня?
– Но ты другая. Не такая, как сейчас.
Она подождала, но продолжения не было. В каком смысле другая?
– Я скучаю по ним, – сказал мальчик.
Эми кивнула, терпеливо, стараясь не заострять его внимание.
– Я знаю. Ты еще увидишься с ними. А сейчас у тебя есть я. У тебя есть дядя Питер. Он скоро вернется домой, ты знаешь.
– С… Экспи… дицией.
Мальчик просиял, выговорив трудное слово.
– Когда я вырасту, то хочу быть солдатом, как дядя Питер.
Эми снова поцеловала его в лоб и встала, собираясь уходить.
– Если ты хочешь им стать, то станешь обязательно. А теперь спи.
– Эми?
– Да, Калеб.
– А тебя кто-нибудь так любил?
Она стояла у детской кровати, и воспоминания захлестнули ее. Весенний вечер, кружащаяся карусель, вкус сахарной пудры, запах озера, запах избушки в лесу, ощущение того, как большая рука держит ее руку. Слезы застряли у нее в горле.
– Наверное, любили. Надеюсь, что любили.
– Дядя Питер?
Она нахмурилась, ошеломленная.
– А почему ты спросил, Калеб?
– Не знаю.
Он снова пожал плечами, немного смущенно.
– Он так на тебя смотрит. Всегда улыбается.
– Что ж.
Она изо всех сил постаралась не подать виду. Получилось ли?
– Думаю, он улыбается потому, что рад видеть тебя. А теперь спи. Обещаешь?
Калеб умоляюще посмотрел на нее.
– Обещаю.
За стенами горел яркий свет. Не такой невыносимо яркий, как в Колонии, Кервилл слишком большой, чтобы устроить здесь такое же освещение, но было светло, как вечером на закате, когда уже видны первые звезды. Эми выбралась со двора приюта, держась в тени. Увидела лестницу у основания стены. Не стала даже пытаться скрываться, подымаясь по ней. Наверху ее встретил часовой, крепкий мужчина средних лет, с винтовкой поперек груди.
– Что это ты такое делаешь?
Больше не прозвучало никаких слов. Часовой уснул на месте, и Эми, подхватив его, аккуратно опустила на помост. Привалила спиной к стене и положила винтовку ему на колени. Когда он проснется, у него останутся лишь обрывочные воспоминания, будто от галлюцинации. Девушка? Одна из Сестер, в тунике Ордена, из грубой серой ткани? Может, он и не сам проснется, может, его обнаружит один из его товарищей и выбранит за то, что уснул на посту. Пара дней гауптвахты, и все. В любом случае никто ему не поверит.
Она пошла по помосту к пустующей платформе наблюдательного поста. Патрули ходят каждые десять минут, это все, что у нее есть. Свет струился на землю внизу, будто сияющая жидкость. Закрыв глаза, Эми очистила сознание и направила свои мысли вовне, над просторами за пределами стен.
– Иди ко мне.
– Иди ко мне иди ко мне иди ко мне.
Они пришли, скользя во мраке. Один, еще один, и еще, и еще, выстраиваясь сверкающей фалангой на границе тьмы и света. Она услышала в голове голоса, как всегда, как всегда – один вопрос.
Кто я?
Она ждала.
Кто я кто я кто я?
Как же Эми тосковала по нему. Уолгаст, тот, кто любил ее. Где ты, подумала она, и ее сердце сжалось от одиночества. Так случалось каждый раз, каждую ночь с тех пор, как она ощутила это, нечто новое, происходящее внутри ее. Она так остро ощущала его отсутствие. Почему ты оставил меня? Но Уолгаста нигде не было – ни в ветре, ни в небе, ни в звуках земли, медленно продолжающей свое вращение. Того человека, каким он был, больше не было.
Кто я кто я кто я кто я кто я кто я кто я кто я кто я?
Она ждала до последнего. Шли минуты. Послышались приближающиеся шаги на помосте. Часовой.
