Китридж стянул с себя футболку, ополоснулся до пояса, стоя у мойки в углу, а затем сел на стул и снял ботинки. Протез, прикрепленный к левой ноге сразу ниже колена, был сделан из титанового сплава и покрыт силиконом. Внутри был гидроцилиндр с микропроцессорным управлением, работающим от крохотного водородного элемента, который пятьдесят раз в секунду опрашивал датчик угловой скорости в коленном суставе, чтобы имитировать естественную походку. Последнее слово в протезировании. Китридж не сомневался, что армии он обошелся в кругленькую сумму. Закатав штанину, он снял фиксирующий носок, а потом вымыл культю с жидким мылом, которое было в диспенсере в мойке. Хотя кожа в месте контакта с протезом и сильно загрубела, она все равно болезненно реагировала на прикосновение, после двух суток без должного ухода. Тщательно протерев культю, он дал коже еще пару минут побыть на свежем воздухе, а потом снова прикрепил протез на место и опустил штанину.
И дернулся, услышав какой-то звук за спиной. Обернулся и увидел Эйприл, стоящую в дверях.
– Прости, я не хотела…
Он поспешно натянул футболку и встал. И что она успела увидеть? В кабинете царил полумрак, да и один из столов его частично загораживал.
– Ничего страшного. Просто немного себя в порядок привел.
– Я спать не могу.
– Это нормально, – ответил он. – Заходи, если хочешь.
Она неуверенно вошла в кабинет. Китридж пошел к окну, с АК в руке. Мгновенно оглядел пространство снаружи.
– Как там снаружи? – спросила Эйприл, уже стоя рядом с ним.
– Пока что тихо. Как у Тима дела?
– Вырубился, будто выключили. Он крепче, чем кажется. И крепче меня, кстати.
Это признание удивило Китриджа.
– Сомневаюсь.
Эйприл нахмурилась.
– А зря. Если по правде, я так перепугана, что уже вообще ничего не чувствую.
Вдоль окон по всей длине кабинета шел широкий подоконник, и Эйприл забралась на него, прижимаясь спиной к оконной раме и подтянув колени к груди. Китридж сделал то же самое. Они сидели лицом к лицу. Между ними воцарилось молчание, выжидательное, но не неловкое. Она еще юная, но Китридж чувствовал в ней внутренний стержень. Такая штука, которая в тебе либо есть, либо нет.
– У тебя есть приятель?
– Это допрос?
Китридж рассмеялся и покраснел.
– Просто для поддержания разговора, наверное. Ты себя так со всеми ведешь?
– Только с теми, кто мне нравится.
Шли секунды.
– А почему тебя назвали Эйприл? Из-за дня рождения?
Это все, что пришло ему в голову.
Эйприл мотнула головой.
– Нет, это из «Бесплодной земли».
Китридж не сказал ничего, и она удивленно приподняла брови.
– Поэма. Т. С. Эллиот.
Китридж знал имя, но ничего более.
– Слышал, но ничего не могу сказать. И как так случилось?
Она медленно отвела взгляд в сторону. Когда она заговорила, в ее голосе было какое-то сильное чувство, такое, что Китридж и названия ему не мог подобрать.
Апрель – жесточайший месяц, гонит
Фиалки из мертвой земли, тянет
Память к желанью, женит
Дряблые корни с весенним дождем.
Зима нас греет, хоронит
Землю под снегом забвенья – не вянет
Жизнь в сморщенном клубне.
Лето ворвалось внезапно – буянит
Над Штарнбергер-Зее
Ливнем; мы постояли на колоннаде,
Прогулялись по солнцу до кафе,
Выпили кофе, поболтали часок.
Bin gar keine Russian, stamm’ aus Litauen, echt deutsch
[5].
Мы были детьми, когда гостили у кузена,
Эрцгерцога – он взял меня кататься на санках.
Я так боялась! Он сказал: Мари,
Мари, держись! И мы покатились… У-ух!
Ах горы! Такая свобода внутри!
По ночам я читаю, зимой отправляюсь на юг.
– Вау, – сказал Китридж. – Вот это да.
Эйприл пожала плечами.
– Вот оттуда оно. Автор был депрессивным типом в общем-то.
Она дергала за нитку на драной коленке джинсов.
– Это моей матери в голову идея пришла. До того как встретиться с моим отчимом, она была профессором языка и литературы. А потом мы стали богатыми, и все такое типа того.
– Твои родители развелись?
– Мой отец умер, когда мне было шесть.
– Извини, мне не стоило…
– Ладно. Он тоже был не из тех, кого чудесными людьми называют. Последствия тех времен, когда моя мама плохими мальчиками увлекалась. Хорошо набрался и врезался на машине в опору моста. И все тут, сказал Пух.
Она произнесла эти слова безо всяких эмоций, таким голосом, каким могла бы сказать про погоду. Снаружи землю окутывала чернотой летняя ночь. Очевидно, Китридж неправильно оценил ее, но он знал, что так очень часто бывает. Сказка ложь, да в ней намек, и ты всякий раз удивляешься, сколько всего может вынести человек.
– Я тебя видела, ну, ты понимаешь, – сказала Эйприл. – Твоя нога. Шрамы на спине. Ты ведь на войне был, так?
– Почему ты так подумала?
Она недоуменно поглядела на него.
– Я не знаю, но все одно к одному, так? Ты ведь единственный, кто знает, что делать, так? Ты суперпрофессионален со всем этим оружием и прочей хренью, так?
– Я же тебе говорил, я продавец. Туристического снаряжения.
– Ни на секунду не поверю.
Ее прямота была настолько обезоруживающей, что он на мгновение умолк.
– Ты точно хочешь это услышать? В этом нет ничего хорошего.
– Если ты согласишься мне рассказать.
Он посмотрел в окно.
– Ладно, ты права, я служил. Сразу после школы пошел. Не в армии, в морской пехоте. Вскоре после 11 сентября, когда полстраны было готово пойти служить. Дослужился до штаб-сержанта, в военной полиции. Ты знаешь, что это такое?
– Ты копом был?
– Типа того. В основном мы обеспечивали безопасность американских объектов – авиабаз, важной инфраструктуры, в этом роде. Нас гоняли с места на место. Иран, Ирак, Саудовская Аравия. Последнее задание было на авиабазе в Баграме в Афганистане. Обычная работа по распорядку, проверять путевые листы по оборудованию и иностранных рабочих на входе и выходе. Но иногда что-то происходило. Переворот еще не случился, территория контролировалась нами, но по всей стране уже действовал «Талибан», а еще «Аль-Каида» и десятка два местных полевых командиров.
Он помолчал, снова глядя в окно.
