– Но почему… – Эльга, отошедшая было к оконцу, порывисто шагнула к Синаю, будто это могло скорее приблизить ее к самому Хельги. – Когда он будет в Киеве? И здесь?
– Ради этого я и приехал – вернее будет сказать, ради этого Хельги конунг и послал меня к тебе. Всей душой он желает поскорее прижать тебя к своему сердцу, дабы выразить свою братскую любовь и принести родственную поддержку. Он избрал меня, как самого красноречивого из своих вернейших людей, но даже если бы я был одарен мудростью самого пророка Моше, и то мне трудно было бы выразить горячее желание Хельги конунга быть тебе полезным и защитить твою честь и благополучие – ибо они беспредельны, как мудрость Господня. Если бы я был умен, как царь Шломо, а он был умнее, чем сыны Востока, что знают все светила и понимают птиц, летающих под небесами; умнее, чем египтяне, умнее даже праотца Адама, а он, как известно, был умнее ангелов. Ведомо ли тебе: однажды Бог собрал всех птиц и зверей и спросил у ангелов, какие имена им дать, – те не знали, что ответить. Тогда позвал Бог праотца Адама и спросил у него, и он дал имена зверям и птицам…
Эльга порой беседовала с жидинскими вероучителями уже третий год и привыкла к их приемам. То ли эту привычку в Синае не сумели истребить и два года походной жизни, то ли она воскресла в родных местах. Но на этом месте достойный родич Манара когена все же был вынужден прерваться, чтобы вдохнуть.
– Почему Хельги не едет сюда? – тут же спросила Эльга.
– Не хотел бы огорчить тебя, но все складывается так… Князь не желает, чтобы Хельги конунг прибыл в Киев и к тому же повидался с тобой, госпожа.
– Князь? Ингвар? – Эльга вытаращила глаза.
Будто в Киеве без нее мог появиться какой-то другой князь.
– Он не хочет, чтобы Хельги приехал и повидался со мной?
– Истинно, госпожа. Князь требует клятву, что Хельги конунг не станет выступать против него, а без этого не желает допустить его в город. Но Хельги конунгу невозможно дать такую клятву, зная, что его сестре нанесена обида и ее достоинство попрано.
– Так ты говоришь… что Хельги готов оказать мне поддержку? Ему известно… о переменах в Киеве? Об этой… болгарыне?
– Ему известно. – Синай не менее выразительно поклонился. – Мы узнали об этом еще в устье Днестра. Там все ободрились, полагая, что отныне им ходить у стремени не русского князя, а болгарского царя, поскольку земли уличей будут поднесены Пресияновой дочери как свадебный дар.
– Что-о? – Эльга подалась к нему. – Это… правда? У них с Петром был такой уговор? Ингвар мне ни слова об этом не сказал!
Синай развел руками.
– Да как он смел раздавать земли, которые… – Тут Эльга вспомнила, что уличей покорил не Олег-старший, а сам Ингвар еще в юности, когда войско его возглавлял Свенельд. – Которыми мы владеем совместно, мы и наш сын! Он что, ради этой девки ограбил собственного сына? Своего законного наследника?
– Вижу, что в этом вы сходитесь с Хельги конунгом. Он тоже считает, что товар был куплен слишком дорого. Возможно, поэтому князь вовсе не желает видеть его в Киеве. Но его можно понять. Кому же приятно видеть людей, кои достигли успеха там, где ты потерпел поражение?
– Хельги… достиг успеха в походе? Что там происходило?
– Об этом Хельги конунг запретил мне рассказывать, ибо это право принадлежит ему самому. Поверь, таких занимательных рассказов в Киеве не слыхали со времен Олега-старшего. Ведь Хельги конунг, хоть и не побывал в самом Царьграде, зашел в пределы Греческого царства куда дальше своего прославленного дяди!
– Я поеду в Киев. И в Витичев, если понадобится, – твердо сказала Эльга и оглянулась на Совку, ждавшую в углу: – Отведи этих людей в поварню, накорми и устрой отдыхать. И собирайтесь, мы выезжаем завтра на заре. Я увижу моего брата, и все черти Йотунхейма не сумеют мне помешать!
Совка отвела Синая и двоих его отроков к Белянице, и та усадила их доедать кашу от завтрака челяди. Желая проскочить Киев незаметно, они гребли всю ночь и явно устали. Эльга осталась сидеть в избе, пытаясь уложить в голове великую новость. Хельги вернулся! Два года назад бывали дни, когда ей хотелось убить любезного братца своими руками; однако теперь, когда все так переменилось, он стал для нее весьма желанным гостем. Она точно знала: на Хельги она может рассчитывать, как на саму себя. О чем бы ни шла речь, из всех людей на свете он меньше всех был способен принять сторону Ингвара против нее.
Но просидела она так недолго. Едва схлынуло первое волнение, как Эльга вскочила и почти побежала в поварню. Голодные отроки не успели и наполовину опорожнить поставленный на край стола горшок, как перед ними вновь предстала княгиня.
– Синай!
Все трое быстро положили ложки, встали и поклонились.
– Если вы были… вы же были в Греческом царстве… вы должны знать… – Эльга сжимала пальцы, пытаясь заставить себя произнести то имя, которое так легко произносила тысячи раз. – Что с большим войском? Где… Свенельдич? Они… не разбиты? Он… Что с ним?
– Жив Господь, госпожа… – Красноречие вновь якобы изменило Синаю, и он явно затруднялся с ответом. – У Хельги конунга, как мне верно известно, есть некие сведения… О судьбе Свенельдича и большого войска Хельги конунгу передали кое-что сами греки, когда вели переговоры…
– У Хельги были переговоры?
– Несомненно. В городе Никомедии, где Хельги конунг провел немалую часть лета. Но то, что ему известно, он хранит в тайне от простых людей. Доверить эти сведения он сможет лишь тебе самой. А меня прошу простить.
И он еще раз низко поклонился, будто отсылая в землю саму возможность для Эльги узнать что-то прямо сейчас.
Княгиня села на край непокрытой лавки. Накатила слабость. Синай не сказал ничего определенного – не поведал ни о какой беде, – но ей вдруг стало с режущей очевидностью ясно: та беда, в которую она упорно не желала верить, вполне может настичь ее. Подкрадываясь издалека шаг за шагом, из тревожных предположений стать неумолимой явью.
Рука княгини сама потянулась к груди и через ткань платья сжала костяного ящера. Этого не может быть. Мистина не может потерять жизнь, ведь ее вместилище хранится у Эльги на груди.
Но чего бы она сейчас не отдала за то, чтобы знать это наверняка.
* * *
С пристани у Почайны Эльга направилась хорошо знакомой дорогой – на Свенельдов двор. Его все еще называли так, хотя Свенельд уехал в Деревскую землю, а на его дворе жил сын со своей семьей и челядью. Эльга бывала здесь так часто, что знала это место немногим хуже собственного дома. Вся воеводская челядь выбежала ей навстречу; Эльга улыбалась и кивала, остро жалея, что не видит лиц Мистининых оружников. Альва, Доброша, Ламби, Ратияра она знала так же давно, как самого Мистину, – вместе с ним они были причастны к переломам ее судьбы. Случись с ними что – о каждом она жалела бы, как о собственном брате.
Ута тоже вышла вслед за челядью и устремилась к Эльге. Чернега снял княгиню с коня, и в который раз кольнула тоска – перед этим крыльцом эту услугу ей обычно оказывал сам Мистина, если бывал дома. Но сейчас к ней шла лишь Ута; обняв сестру, Эльга тут же почувствовала, что та вся дрожит. А когда кто-то из челяди поднял факел, чтобы им было виднее поздороваться, увидела, что Ута с трудом удерживает слезы.
