Хельги сопровождали четверо его людей: Перезван, Агнер, Раннульв и Синай. Но успехи Хельги были видны не только по нему и спутникам: те бояре, у кого он успел побывать в гостях, уже красовались в кафтанах с шелковой отделкой, в новых шапках и поясах. Всякая обновка такого рода быстро замечалась в городе – последние два года они стали редкостью – и обсуждалась на всех дворах.
Эльга прохаживалась вдоль столов, где отроки рассадили гостей по ее указке, по старшинству и почету. Теперь ей оставалось угощать их, передавая, как положено, куски испеченного ею же хлеба, который ломал и рассылал с отроками Ингвар. Все это она за два года своего княжения проделывала не раз – сейчас невольно улыбнулась, вспомнив, какая гордость переполняла ее на пирах в первую осень… и как Мистина тогда улыбался ей с верхнего конца стола с ободряющим лукавством в глазах. Сейчас она исполняла свою обязанность, почти не задумываясь, что говорит. Но замечала, как при ее приближении на лицах отражаются волнение и смущение, будто мимо столов идет сама Дева Марена в одеждах цвета свежего снега.
Но вот наконец принесли котлы с вареной кониной и мясом бычка. Началась раздача: гости по старшинству подходили к Ингвару, он каждому выдавал кусок, разделяя кости по суставам; ломать их не следовало, чтобы к концу трапезы скелет животного можно было собрать целиком. Между очагами разложили обе шкуры: очищенные кости полагалось складывать туда. Потом шкуры с завернутыми в них костями зароют на полях, чтобы жертвенные животные могли возродиться и вновь быть посланы богами на пропитание людям.
И первым княгиня подвела к котлу своего брата Хельги: после хозяев он знатностью рода превосходил всех. За ним подошел Асмунд, двоюродный брат княгини и тоже племянник Вещего. Затем Свенельд – воспитатель Ингвара и сват княгини через ее сестру. Затем – старый Избыгнев и его сыновья, тоже сваты Олегова рода. Эльга стояла возле Ингвара и приветливо кивала каждому из тех, кто составлял силу ее рода на этой земле. Но даже те, кто составлял силу Ингвара – старые Олеговы хирдманы и нынешние его гриди, – были по большей части приведены в землю Русскую ее дядей, и в их ответных поясных поклонах княгине отражалось все почтение, через нее отсылаемое создателю державы.
Когда мясо было роздано, Ингвар поднял братину во славу богов и пустил по кругу. Сама Эльга неспешно шла за братиной вдоль рядов и несколько раз подливала хмельного меда: каждый отпивал по глотку, но гостей было столько, что братину, способную вместить напиток на всех, было бы и поднять невозможно. И чем дольше тянулся обряд, тем сильнее среди гостей заметно было нетерпение. Это чувствовал и Ингвар, однако именно поэтому проделывал все положенное с тщательностью старика. Каждое движение его сейчас было ступенькой, по которым он пытался подняться от земли к богам по праву князя. И при этом его не оставляло ощущение, будто «краснорожий ублюдок» идет за ним по пятам.
Но вот братина по первому разу обошла длинные столы и вернулась к княжьему месту. Эльга сделала знак отрокам наполнить ее снова.
– Я, Эльга, дочь Вальгарда, брата Олега Вещего, поднимаю эту чашу богам, – начала она, держа над очагом серебряный кубок. – Благодарю их, что сохранили в дальних краях брата моего, Хельги сына Вальгарда, и всю дружину его, позволили на Русь вернуться, добычу хорошую привезти, славу для руси в земле Греческой стяжать. Благо вам, боги!
Она приподняла чашу к кровле, потом опустила, отпила и плеснула на камень очага. А потом повернулась к почетному концу стола и протянула чашу Хельги.
Он подошел к ней и тоже плеснул в очаг.
– За себя и дружину мою богов благодарю. Хранили нас боги и на пути в землю Греческую – двести скутаров погибло в Боспоре Фракийском в один день, а мои все невредимы. Тысячи русов и кровь пролили, и смерть лютую приняли – а я и мои люди целы и здоровы. В царстве Греческом без малого двадцать тысяч русов очутилось – однако других нет, а я и мои люди здесь, в Киеве. За то благодарю богов и прошу дальше нас не оставить своей милостью!
Под сотнями глаз он почтительно приложился к чаше.
– Расскажи людям о твоем походе, – обратилась к нему Эльга. – Я знаю, многие мужи почтенные желают твою повесть услышать.
– Спасибо, сестра. Дозволит ли князь людей повестью моей позабавить? – Хельги повернулся к Ингвару.
– Дозволяю, – с каменным лицом ответил Ингвар, откинувшись на спинку сиденья.
Что еще он мог ответить?
Свенельд хмыкнул: дескать, знаем мы эти байки, слышали и сами рассказывали. Хельги заметил эту усмешку, но дружески улыбнулся старому воеводе и приступил к делу.
И чем дальше он говорил, тем лучше понимал Ингвар, какую ошибку совершил, промедлив с собственным рассказом и дав детям покойного Вальгарда себя обойти.
Хельги рассказывал все как было. Как на совете перед входом в Боспор Фракийский трое старших воевод – Ингвар, Мистина и Хельги – распределили места в общем строю, из-за чего Хельги с полусотней скутаров пошел первым, а Ингвар – следом. Как передовые ряды – все суда Хельги и еще столько же – прорезали строй греческих хеландий и углубились в их порядки. Как хеландии вдруг выпалили огненной смесью, сразу в три стороны каждая, вперед и по бокам. Но не назад: ветер мешал огнеметам стрелять в том направлении и тем самым спас от гибели суда Хельги, оказавшиеся у греков с кормы. И о том, что дружина Ингвара приняла на себя основной удар: ее скутары плотно окружали хеландии. Люди же Мистины издалека увидели, что происходит, и успели повернуть назад, не подпустив греков на огнеметный выстрел.
Ожидая от «краснорожего» подвоха, Ингвар и его гриди напряженно вслушивались, но не находили никаких поводов возразить. Хельги ни на волос не уклонился от правды. И из его рассказа со всей очевидностью следовало, что боги сберегли его от гибели в огне и волнах: благодарностью им за это был пронизан весь рассказ. А значит, к князю боги почему-то не были благосклонны… Почему? Хельги ни словом не упомянул об этом, но, окидывая взглядом лица гостей, полные напряженного внимания, Ингвар угадывал в их глазах этот вопрос. И мысленно посылал удачливого родича к йотунам.
Но тот отправился вовсе не туда. Священный пир требовал приличного поведения и не позволял особенно хохотать, но бояре утыкались в рукава, слушая про монастырь Раскаяния – дивный мраморный дворец, где жили три сотни женщин, очень даже расположенных раскрыть объятия пришельцам. Многие не верили, но соседи подтверждали: трех из этих женщин Хельги привез с собой.
Смешки кончились, когда рассказ дошел до Никомедии. Про цветы, сладкий овощ на деревьях, вино в погребах и шелковое платье все уже наслушались, а царев посланец Ермий был для киевлян куда важнее, чем даже самые бойкие бабенки. Бояре ловили каждое слово – про уважение Романа к Олегову роду, про желание мира и нерушимой любви, – но не слышали самого для себя важного. О договоре, что позволит всякий год менять добываемых в лесах бобров и куниц на паволоки, коприны, вино, сладкий овощ, серебряное и золотое узорочье.
– Так чего нам ждать нынче, княже? – заговорил боярин Избыгнев.
