Тело снова втащили на баркас, и позднее оказалось, что моряк действительно был жив. Баркас поспешно возвращался к своему судну, а в это время матросы сорвали с пострадавшего мокрую одежду и завернули его в одеяла. На борту «Замалека» его тотчас же отправили в операционную, где врач, лейтенант Макколм, убедился, что тело пострадавшего было холодным и затвердело, как камень, «на три дюйма», как он выразился, но моряк был тем не менее жив. Искусственное дыхание и электрические одеяла постепенно возвратили пострадавшего к жизни, и он начал судорожно дышать. Затем его положили па операционный стол. Через час моряк почти полностью пришел в себя, но только ничего не помнил.
Несколько часов моряк лежал под электрическими одеялами на лазаретной койке, затем, никому ничего не сказав, спустился с одеялом в котельное отделение и устроился по соседству с теплым котлом. «Он ни за что не хотел выйти оттуда, — рассказывал позднее Макколм, — даже во время самых ожесточенных воздушных атак. Боялся снова замерзнуть».
Таков был счет. Впрочем, таков ли? В первой решительной атаке немецкой авиацией было торпедировано три судна, однако вскоре, ко всеобщему удивлению, русский танкер «Азербайджан» просигналил командиру конвоя: «Докладывает номер пятьдесят второй: занимаю свое место в ордере». Матросы машинного отделения танкера успешно справились с повреждением, и через какие-нибудь полчаса отважное судно могло идти с прежней скоростью вместе с конвоем. Американский «Уильям Хупер» и английский «Нэйварино», даже через час после атаки сохранивших плавучесть, отремонтировать было невозможно, и их пришлось оставить. Брум приказал тральщикам «Бритомарт» и «Хэлсион» затопить поврежденные суда артиллерийским огнем. «Бритомарт» израсходовал на них двадцать выстрелов 100-мм полу бронебойными снарядами и оставил суда «тонущими и горящими», когда получил семафор с «Хэлсиона» возвратиться к конвою. Командир конвоя Даудит донес тем не менее, что, перед тем как скрыться за горизонтом, оба поврежденных судна оставались еще на плаву.
Конвой к этому времени ушел вперед приблизительно на десять миль. Несколько малых кораблей, занимавшихся спасением пострадавших со шлюпок и плотиков, подвергали себя опасности оказаться атакованными патрулирующими немецкими подводными лодками.
Один из десяти моряков «Нэйварино», подобранных со спасательного плотика, рассказывал позднее, что суда конвоя проходили мимо них не останавливаясь. «Все скрылись за горизонтом, а мы остались на плотике посреди Баренцева моря. Мы уже начали опасаться, что другие доложили о нас как о затонувших вместе с судном. Мы увидели корабль. Казалось, он подходил к нам, но это был тральщик, который спешил нагнать конвой. Мы знали, что он не остановится из-за нас, но все же встали и попытались привлечь его внимание к себе, подняв большие пальцы рук, как это делают на дороге, чтобы остановить попутную машину. Матросы на тральщике, который прошел мимо нас метрах в двухстах, собрались на палубе и подбодрили нас криками, но тральщик так и не остановился. С нашей стороны это было, конечно, неблагоразумно, но всем нам хотелось тогда, чтобы тральщик остановился и подобрал нас…».
В момент получения радиограммы Гамильтона с предупреждением о «близости надводных сил» капитан 3 ранга Брум был занят корректировкой мест судов в походном ордере конвоя. Он приказал двум подводным лодкам находиться вблизи конвоя и атаковать немецкие надводные корабли, если они появятся. Из эсминцев Брум сформировал два дивизиона и приказал им быть в готовности к немедленной атаке или к слежению за немецкими кораблями. Никаких дополнительных данных Брум не получил, но был уверен, что Гамильтону известно о противнике больше, чем ему, Бруму. Что же теперь последует? По всей вероятности, следящий за конвоем немецкий разведывательный самолет наводит на него свои надводные силы. В 21.15 Брум запросил «Эмпайр Тайд» с готовым для катапультирования самолетом «харрикейн»: «Можете вы сбить немецкий разведывательный самолет?» Вместо ответа на «Эмпайр Тайде» немедленно подняли флажный сигнал, означавший подъем самолета, и вскоре Брум услышал рокот мотора взлетевшего «харрикейна».
Спасательное судно «Замалек» под командованием капитана Морриса долго оставалось в районе спасательных операций, чтобы убедиться в том, что все пострадавшие подобраны. Затем Моррис поставил ручки машинного телеграфа на «полный вперед» и направился к конвою, так как каждая минута задержки увеличивала возможность атаки со стороны подводной лодки противника. В последний момент с мостика «Замалека» увидели спасательный плотик с «Нэйварино», дрейфующий в волнах на расстоянии мили. На плотике было десять человек; в 21.20 их подняли на борт «Замалека». Почти в то же время в Лондоне было принято решение, которое привело конвой PQ.17 к катастрофе.
В то время как поврежденные «хейнкели» возвращались на свои базы в Северной Норвегии, а три английских спасательных судна шли полным ходом, чтобы догнать конвой, снова шедший теперь по Баренцеву морю в отличном походном порядке, в штаб руководства войной па море в Берлине пришло донесение со станции радиоперехвата в Киркенесе. В донесении сообщалось, что станция перехватила несколько оперативных радиограмм, переданных в период между 19.00 и 22.00 4 июля из Скапа-Флоу и Клиторпса в адрес командующего Флотом метрополии и соединениям ВМС, вышедшим из Скапа-Флоу 10.
С первой радиограммой, переданной вскоре после 19.00, мы уже знакомы: контр-адмиралу Гамильтону и адмиралу Тови сообщалось, что в ближайшее время, возможно, поступит «новая информация», и крейсерским силам поэтому приказывалось оставаться с конвоем до получения дальнейших указаний. Вскоре после этого Гамильтон приказал крейсеру «Норфолк» катапультировать гидросамолет «волрэс» для ледовой разведки в течение двух с половиной часов. Самолет был уже готов взлететь, когда на мостике «Норфолка» раздался телефонный звонок, и из радиорубки доложили, что из Уайтхолла принимается новая радиограмма серии «весьма срочно». Это была вторая радиограмма, перехваченная немецкой радиостанцией в Киркенесе. Капитан 1 ранга Белларс попросил у Гамильтона разрешения задержать катапультирование «волрэса» до полной расшифровки радиограммы. Гамильтон не дал такого разрешения, и самолет взлетел с крейсера. Буквально через несколько секунд после этого на мостики четырех крейсеров и флагманского корабля Тови, находившегося в сотнях миль к западу, была доставлена расшифрованная радиограмма. После группы, означавшей время отправления радиограммы — 21.11, в ней говорилось: «Секретно. Весьма срочно. Крейсерам на полной скорости отойти на запад…».
[16]
Гидросамолет, катапультированный с «Норфолка», еще не закончил обычного предполетного круга над кораблями, но ни радиосигналами, ни прожектором возвратить его на корабль но удалось. Моряки наблюдали с мостика и палубы, как маленький самолет скрылся за линией горизонта на севере. Летчики, конечно, не предполагали, что, когда они вернутся, крейсеров уже не будет. Через несколько минут Гамильтону принесли на мостик следующую радиограмму адмиралтейства, которая была отправлена в 21.23 и адресовалась командиру сил охранения конвоя и адмиралу Тови:
