В то же время, согласно лоции, в июле в среднем в течение девятнадцати дней в этом районе преобладали туманы. Стоун предпочитал рискнуть выйти в море и воспользоваться возможностью скрытного перехода в тумане, чем иметь дело с неопределенностями, связанными с незнакомым и подробно не обозначенным на карте заливом. Он пошел бы на юг, вдоль побережья Новой Земли, держась от него на рекомендованном лоцией расстоянии — десять миль, а потом можно было бы сделать попытку прорваться в Белое море. «Неопределенные факторы, — говорил он позднее, — заключались в том, что к югу от нас в этот день были торпедированы два судна».
Одно передало в эфир, что получило попадание тремя торпедами. Вероятно, это был «Джон Уайтерспун». Другое сообщило по радио, что оно дало ранее сигнал бедствия, но этот сигнал радисты «Олопаны» не слышали. Отсутствие данных о том, кто и как атаковал эти суда, и являлось для Стоуна тем риском, на который он пошел, когда, подавляя начинающийся мятеж своего экипажа, объявил ему, что намерен идти в Белое море.
Увеличение числа донесений об обнаружении судов, идущих в направлении Новой Земли, натолкнуло адмирала Шмундта на мысль о возможности того, что они намереваются пройти через пролив Маточкин Шар в Карское море. Однако он считал более вероятным, что суда повернут на юг и, придерживаясь западного побережья островов, попытаются пройти в Белое море. Он решил использовать свои подводные лодки, исходя из второго предположения: Когда Бохман («U-88») донес утром 7 июля, что намеревается вести поиск судов, обнаруженных авиацией к северо-западу от входа в Маточкин Шар, а затем подойти ближе к берегу, Шмундт не стал вмешиваться в его действия. Он считал, что Бохман окажется в выгодном положении для перехвата как любого судна, намеревающегося пройти через Маточкин Шар, так и тех из них, которые предпочтут идти на юг вдоль берегов Новой Земли.
К 12.30 7 июля Шмундт начал понимать, что свободная охота подводных лодок вряд ли приведет к новым успехам. Поэтому он радировал Ла-Бому и Байлфелду, что бы после того, как первый покончит с поврежденным танкером «Олдерсдейл», а второй расправится с транспортом, о месте нахождения которого стало известно благодаря перехвату немецкий радиоразведкой неосторожной работы его радиостанции, они и три других командира подводных лодок — Бранденбург, Рич и Бохман — приступили к патрулированию на рубеже с востока на запад. Каждой лодке отводился на этом рубеже участок в 40 миль, а восточная граница рубежа подходила к северной стороне входа в пролив Маточкин Шар. Шмундт не представлял себе, однако, что к тому времени, когда он дал это распоряжение о патрулировании, в самом проливе уже находилось много быстроходных судов и кораблей, вошедших туда накануне, 6 июля. Лишь немногие из оставшихся судов находились теперь в открытом море и шли к проливу с севера.
Идя вдоль берегов Новой Земли на север, чтобы занять предписанную позицию, капитан-лейтенант Рич обнаружил два судна, шедшие почти встречным курсом примерно в сорока милях от того места, где накануне, 6 июля, он торпедировал «Джона Уайтерспуна». Рич быстро занял выгодное для атаки положение и выстрелил по второму судну — американцу «Беллингэму» две торпеды из второго и четвертого аппаратов; первое судно уже вышло к тому моменту из сектора обстрела. Одна торпеда попала в цель и пробила правый борт судна, но боевое зарядное отделение торпеды не взорвалось, и «Беллингам» исчез за горизонтом буквально на глазах раздосадованного Рича.
[45]
Спустя некоторое время Рич увидел еще одно судно — «Алькоа Рейнджер», приближавшееся к нему с севера тринадцатиузловым ходом и совсем не пытавшееся применять зигзаг. Через девяносто минут Рич выстрелил по нему торпеду, которая взорвалась во втором трюме и оставила зияющую пробоину в борту. «Нос судна сразу же осел, движение вперед прекратилось, и из надстроек повалил пар». Экипаж оставил судно, причем капитан, как доложил позднее начальник военной команды «Алькоа Рейнджера», растерялся и вел себя далеко не лучшим образом. У Рича после этого осталось только три торпеды, поэтому он не решился расходовать их на это судно для окончательного потопления его. «U-255» всплыла в надводное положение и, подойдя к «Алькоа Рейнджер» на небольшую дистанцию, сделала по нему шесть выстрелов из своего орудия.
Затем подводная лодка подошла к шлюпке, в которой находился капитан, и немецкие офицеры спросили на ломаном английском языке название судна, порт назначения и характер груза (капитан ответил — самолеты); затем они указали направление на ближайшую землю, сфотографировали шлюпки и поинтересовались, имеются ли на них достаточные запасы воды и провизии. После этого подводная лодка, оставаясь в надводном положении, пошла на юг и вскоре скрылась за горизонтом.
«Алькоа Рейнджер» затонул через четыре часа. Далеко к северу из полосы тумана вышло английское судно «Эмпайр Тайд»; как раз вовремя, чтобы увидеть через бинокли, как был атакован американский транспорт. Неподалеку от торпедированного судна на поверхности воды вскоре появились три немецкие подводные лодки. Одна из них полным ходом направилась к «Эмпайр Тайду». Капитан Харвей сразу же сообразил, что надо делать. Он немедленно поставил ручки телеграфа на «самый полный вперед», развернул судно на северо-запад и начал отступать, придерживаясь берегов Новой Земли. Убедившись, что он оставил преследовавшую лодку далеко позади, Харвей изменил курс с расчетом попасть в залив Моллера. Залив не был минирован, как предполагал капитан «Олопаны», и Харвей успешно спрятал огромное судно за островком, решив отстояться там до тех пор, пока командование английского флота не пришлет достаточное количество эскортных кораблей, чтобы обеспечить безопасный переход судна в Архангельск.
Первым из конвоя PQ. 17 на север России добралось не торговое судно, а один из кораблей охранения — английский сторожевой корабль «Дианелла». Он встал на бочку в Архангельском порту утром 7 июля. Командира «Дианеллы» лейтенанта Рэнкина немедленно вызвали к главе английской военно-морской миссии в Архангельске капитану 1 ранга Монду и потребовали рассказать, что произошло с конвоем PQ. 17.
Информация, которой Монд располагал до этого, состояла из множества сигналов бедствия, переданных в эфир судами конвоя, и целого ряда сильно искаженных радиограмм адмиралтейства, одной из последних была радиограмма за подписью первого морского лорда, в которой Монда и главу военно-морской миссии на севере России адмирала Бивена просили организовать в море поиск пострадавших всеми возможными средствами. Рэнкин увидел на столе Монда солидную пачку радиограмм.
Монд объяснил ему, что, насколько можно понять из всех этих радиограмм, около десяти кораблей и судов находятся в восточной части Баренцева моря и приблизительно в два раза больше — в южной части моря. Он, Монд, должен сделать все возможное, чтобы организовать спасение пострадавших. Он уже просил капитана 1 ранга Кромби выслать в море подчиненную ему 1-ю флотилию тральщиков, чтобы они подобрали возможно большее количество пострадавших и обеспечили затем охранение оставшихся судов на их пути в Архангельск. Однако Кромби наотрез отказался выполнить эту задачу, объясвил, что его корабли находятся на севере России исключительно для выполнения задач траления. Поскольку Кромби занимал более высокое служебное положение, дальнейшее обсуждение этого вопроса оказалось для Монда невозможным.
