Торн раздраженно прервал его, щелкнув крышкой карманных часов:
– Короче говоря, мы отбываем сегодня, в шестнадцать ноль-ноль, на дирижабле.
Кровь бросилась в лицо Офелии. Сегодня! Ровно в шестнадцать… Ее брат, сестры, племянники и племянницы еще не вернутся из школы. И она не сможет с ними попрощаться. И никогда не увидит, как они растут…
– Что ж, возвращайтесь к себе, господин Торн. Я вас не удерживаю.
Эти слова вырвались у нее непроизвольно. Сказанные осипшим от насморка голосом, они прозвучали еле слышно, но все равно произвели эффект разорвавшейся бомбы. Лицо отца испуганно перекосилось, мать испепелила девушку взглядом, тетушка Розелина захлебнулась чаем, а крестный громко закашлялся. Но Офелия не смотрела ни на кого из них. Ее внимание сосредоточилось на Торне, который впервые с момента встречи оглядел ее всю, с головы до ног.
Офелия ждала вспышки ярости. Но ответ прозвучал глухим шепотом:
– Вы отказываетесь?
– Ну разумеется, нет! – воскликнула мать, выпятив пышный бюст. – Она не имеет права голоса, господин Торн, и поедет с вами, куда вам будет угодно.
– А я тоже не имею права голоса?
Этот вопрос, заданный пронзительным фальцетом, исходил от тетушки Розелины, которая мрачно уставилась в свою пустую чашку.
– И я, видимо, тоже? – из-под усов буркнул крестный, скомкав газету. – По-моему, никто в этой семье уже не интересуется моим мнением!
Мать сердито подбоченилась:
– Замолчите, вы оба, сейчас не время для споров!
Ни Офелия, ни Торн не обратили на них ни малейшего внимания. Они мерили друг друга взглядами: она – сидя перед чашкой горячего шоколада, он – встав на ноги, с высоты своего гигантского роста. Офелия не желала уступать этому человеку, но, подумав, решила не провоцировать его. В такой ситуации самое разумное – промолчать. У нее не было другого выхода.
Опустив глаза, она стала намазывать маслом вторую тартинку. Когда Торн снова сел и выпустил из трубки клуб дыма, все облегченно вздохнули.
– Идите собирать вещи, – коротко сказал он.
Для Торна инцидент был исчерпан. Но не для Офелии. Из-под растрепанных волос она бросила на жениха мрачный взгляд, суливший ему такое же тяжкое существование, на какое он обрек ее.
Серые глаза Торна, холодные, как стальной клинок, снова обратились к ней.
– Идите, Офелия, – добавил он без улыбки.
Казалось, имя невесты жжет ему язык – с таким трудом он его произнес.
Офелия с отвращением сложила салфетку и вышла из-за стола. Поднявшись по лестнице, она заперлась в своей комнате. Девушка застыла, прислонившись к двери, не мигая, не плача, но в груди у нее стоял крик. Мебель спальни, почувствовав гнев хозяйки, начала нервно подрагивать. Но тут Офелия расчихалась вовсю, и чары тотчас рассеялись, мебель замерла.
Девушка даже не подумала причесаться. Она надела самое унылое и строгое из своих платьев – серое, старомодное. Потом села на кровать и стала натягивать ботинки на босые ноги. Тем временем шарф изогнулся, пополз вверх и обвил ее шею.
В дверь постучали.
– Войдите, – прохрипела Офелия. У нее снова заложило нос.
В приоткрывшуюся дверь просунулись усы крестного.
– Можно к тебе, девочка?
Она кивнула, уткнувшись в платок. Тяжелые башмаки архивариуса проложили себе дорогу среди тюфяков, подушек и простынь, валявшихся на ковре. Он поманил пальцем стул – тот охотно подбежал к нему, цокая ножками, – и плюхнулся на сиденье.
– Бедняжка моя, – сказал крестный, вздохнув. – Этот тип – последний из мужей, какого я желал бы тебе.
– Знаю.
– Тебе придется быть мужественной. Так решили Настоятельницы.
– Так решили Настоятельницы, – повторила Офелия.
«Но последнее слово останется не за ними», – подумала она, хотя понятия не имела, на что может надеяться.
К великому изумлению Офелии, старик вдруг рассмеялся, указав на зеркало на стене:
– Помнишь свой первый проход сквозь зеркало? Одна нога дрыгалась снаружи, а все остальное застряло! Мы тогда по твоей милости не спали всю ночь. Думали, ты навечно так и останешься! Тебе еще и тринадцати лет не было…
– Да, у меня осталось несколько шрамов, – со вздохом ответила девушка, глядя на свои руки.
Взгляд крестного внезапно стал серьезным.
– Вот именно. Но это не помешало тебе повторить попытку и снова застрять между зеркалами, и так до тех пор, пока ты не освоила этот трюк. В нашей семье Проходящие сквозь зеркала встречаются редко… И знаешь ли почему, девочка?
Офелия подняла голову.
– Потому что это какой-то особый вид чтения? – предположила она.
Старик фыркнул в усы и широко раскрыл желтые глаза под мохнатыми бровями.
– Ничего подобного! Чтение вещей требует способности частично забыть себя, чтобы освободить место для их прошлого. А чтобы проходить сквозь зеркала, нужно смотреть на себя самого, видеть себя таким, каков ты есть. И это требует большого мужества. Те, кто прячет лицо, те, кто льстит себе и считает себя лучше, чем на самом деле, никогда не смогут этого сделать. Так что поверь мне: таких, как ты, – раз-два и обчелся!
Услышанное поразило Офелию. Она всегда проникала сквозь зеркала чисто интуитивно, вовсе не считая себя такой уж храброй.
Крестный вдруг указал на старый, истершийся от многолетней носки трехцветный шарф, который лениво обвивал ее плечи.
– Это твой первый помощник, верно?
– Да.
– Тот самый, который чуть было не лишил нас твоего общества?
Помедлив, Офелия кивнула. Иногда она забывала, что старый шарф, который она вечно таскала за собой, некогда пытался ее задушить.
– И тем не менее ты продолжала его носить! – громко заявил старик, хлопнув ладонью по колену.
– Я вижу, вы на что-то намекаете, – мягко сказала Офелия. – Только я не понимаю на что.
Старик испустил мрачный вздох.
– Ты далеко не красавица и, верно, поэтому прячешься за волосами и очками, говоришь полушепотом. Но из всего выводка твоей матери ты единственная, кто не пролил ни слезинки, кто ни разу ни на что не пожаловался…
– Вы преувеличиваете, крестный.
Старик, закряхтев, опустился на колени перед кроватью, на которой, ссутулившись, сидела Офелия. Он сжал ее локти и проговорил, легонько встряхивая девушку, словно хотел, чтобы каждое его слово запечатлелось в ее памяти:
– Послушай меня, малышка. Ты самая сильная личность среди всех твоих родных. И запомни мое предсказание: воля твоего мужа разобьется о твою собственную!
Медаль
Сигарообразная тень дирижабля скользила по земле. Офелия приникла к иллюминатору, тщетно пытаясь разглядеть башню аэропорта, возле которой ее родные прощально махали платками. У нее все еще кружилась голова. Сразу же после взлета, как только дирижабль начал закладывать вираж в небе, ей пришлось срочно прервать прогулку по правому борту и бежать в туалет. А когда она вернулась, Долина внизу уже превратилась в темное пятнышко…
