Мгновенная смена декораций привела девушку в изумление. Посол прыснул, заметив ее растерянное лицо и широко раскрытые глаза.
– Вот видите, я же вам говорил: грязь под слоем лака! Здесь у нас иллюзии возникают на каждом шагу. Это не всегда удобно, но вы скоро привыкнете. – И он печально вздохнул.
Декорации, сплошные декорации! Соблюдать видимость – вот в чем заключается роль Миражей.
Офелия подумала: неужели лохмотья посла – вызов обществу?
Едва часы прозвонили шесть раз, как послышалось гудение, и за одной из решеток остановился лифт. Грум отодвинул ее, впуская пассажиров. Офелия впервые очутилась в таком роскошном лифте. Его стены были обиты стеганым бархатом, из проигрывателя лилась приятная музыка.
Однако и тут не было ни одного зеркала.
– Вы как будто обслуживали недавно Летний сад? – спросил посол.
– Нет, месье, – ответил грум. – Он вышел из моды.
– Ну и прекрасно. Доставьте нас в Летний сад и позаботьтесь о том, чтобы нам не мешали.
И он сунул груму какой-то маленький предмет, что вызвало у того радостную улыбку.
– Слушаюсь, месье.
Офелия с тревогой осознала, что бессильна изменить ситуацию. Пока грум орудовал рычагом, а лифт плавно поднимался, девушка раздумывала, каким же способом избавиться от назойливого спутника. Подъем сквозь бесчисленные уровни Небограда казался ей нескончаемым, и она машинально начала считать этажи: «Восемнадцать… девятнадцать… двадцать… двадцать один…» Но лифт все не останавливался, а каждый этаж еще больше удалял ее от замка.
– Летний сад! – внезапно объявил грум, нажав на тормоз.
Дверцы распахнулись. Снаружи сияло ослепительное солнце. Посол задвинул решетку, и лифт снова пошел вверх. Офелия прикрыла глаза руками: несмотря на темные стекла очков, ее ослепили яркие краски. Перед ней алым ковром расстилалось поле маков, колыхавшихся под пронзительно-синим небосводом. Оглушительно трещали цикады. Стояла палящая жара.
Офелия оглянулась: стена с двумя решетками лифтовой шахты нелепо торчала посреди красных цветов.
– Вот здесь нам будет удобно побеседовать, – объявил посол, описав в воздухе изящную арабеску своим ветхим цилиндром.
– Мне нечего вам сказать, – предупредила его Офелия.
Улыбка посла растянулась чуть ли не до ушей. Его голубые глаза казались еще ярче небосвода над их головами.
– О, как вы упрямы, юная особа! Я только что избавил вас от почти неминуемой гибели. Вам не кажется, что следовало бы меня поблагодарить?
Благодарить его… за что? За то, что он утащил ее от зеркал? Жара была невыносимая. Офелия откинула капюшон и собралась расстегнуть плащ, но посол шлепнул ее по пальцам, как ребенка.
– Не советую, иначе простудитесь насмерть! Это солнце – такая же иллюзия, как голубое безоблачное небо, прекрасные маки и пение цикад.
Он распростер свой драный плащ над головой Офелии, чтобы укрыть ее от жгучих лучей, и спокойно зашагал вперед.
– Скажите мне, невеста Торна, как ваше имя?
– Это недоразумение, месье, – жалобно ответила она. – Вы принимаете меня за кого-то другого.
Он покачал головой:
– О нет, не думаю. Я ведь посол, а значит, способен распознать иностранца по его произношению. Вы, малютка, из рода Артемиды. И могу поспорить, что это, – добавил он, осторожно обхватив запястье девушки, – перчатки чтицы.
Офелия поневоле признала, что посол произвел на нее впечатление: он явно был очень эрудирован.
– Да от вас за сто метров пахнет провинцией, – насмешливо продолжал он. – И ваши манеры не свойственны ни аристократке, ни служанке. Должен сказать, что именно это и кажется мне очаровательно своеобразным.
Не выпуская запястья Офелии, он все с той же коварной улыбкой запечатлел на ее руке поцелуй.
– Меня зовут Арчибальд. Сообщите же мне, наконец, ваше имя, невеста Торна!
Офелия отдернула руку и коснулась маков кончиками пальцев. Несколько алых лепестков упали наземь от ее прикосновения. Иллюзия была безупречной, еще более убедительной, чем парк Беренильды.
– Меня зовут Дениза. И довожу до вашего сведения, что я уже замужем за членом нашей Семьи. А здесь я проездом. Ведь я уже говорила, что вы принимаете меня за другую.
Улыбка Арчибальда слегка померкла. А Офелия внезапно ощутила прилив вдохновения и решила расцвечивать и дополнять свою удачную ложь. Раз уж ей невозможно отрицать, что она родом с Анимы, значит, нужно сойти за родственницу невесты. Главное – во что бы то ни стало утаить от этого человека свои отношения с Торном. Она чувствовала, что уже совершила одну непоправимую ошибку и усугублять ситуацию крайне опасно.
Арчибальд молча вглядывался в бесстрастное лицо Офелии, словно пытался поймать ее взгляд за черными очками. «А вдруг он умеет читать мысли?» – испуганно подумала девушка и на всякий случай начала твердить про себя детскую считалочку.
– Значит, не мадемуазель, а мадам? – задумчиво протянул Арчибальд. – А что же вас связывает с невестой Торна?
– Она моя родственница… близкая. И я хотела увидеть места, где она будет жить.
После долгой паузы Арчибальд испустил глубокий вздох.
– Признаюсь, я слегка разочарован. Было бы чертовски занятно прибрать к рукам невесту Торна.
– Но зачем?
– Да чтобы обольстить ее, конечно!
– А если бы моя кузина отвергла вас? – спросила Офелия. – Как бы вы поступили?
Он пожал плечами:
– Понятия не имею, со мной никогда еще такого не случалось. Вы хоть представляете себе, кого ей прочат в мужья? Поверьте, она весьма охотно приняла бы мои ухаживания.
Офелия с новым любопытством взглянула на него. Арчибальд был очень красив, с этим не поспоришь, но не пробуждал в ней никаких чувств. Собственно, их никому еще не удалось пробудить. Как-то раз сестра дала ей прочесть один сентиментальный роман. Офелию совершенно не тронули любовные страсти, она нашла книгу смертельно скучной. Может, это ненормально? Неужели ее тело и ее сердце навсегда останутся глухими к голосу любви?
Арчибальд вытер лицо платком, таким же дырявым, как его шапокляк, камзол и митенки.
– Однако все это не объясняет мне, каким образом юная уроженка Анимы оказалась на балу Миражей в такой поздний час, одна, без сопровождения.
– Я просто заблудилась.
Офелия знала, что не умеет лгать, поэтому предпочла держаться как можно ближе к правде.
– Ну и ну! – весело воскликнул посол. – Так куда же я должен сопроводить вас, как повелевает мне долг благородного дворянина?
Вместо ответа Офелия посмотрела на носки своих ботинок, торчавшие из-под юбки, заляпанной грязью. Потом спросила:
