К 800 году Англия (или по крайней мере Мерсия) обрела гораздо большее сходство с Франкской державой, чем в 600 и даже 700 годах. Отчасти это объясняется заимствованиями, отчасти – изменениями, следовавшими собственной внутренней логике. И те и другие были связаны с христианизацией – хотя и не всегда вызваны ею. За ними стояли, пожалуй, самые значимые социоэкономические перемены в английских королевствах, начавшиеся, вероятно, во времена мерсийского господства и получившие дальнейшее развитие в IX веке: медленный переход от крупных облагаемых данью территорий к частному землевладению королей и знати. К середине X века этот процесс, судя по всему, более или менее завершился, преобразовав экономическую среду: начиная с этого времени на половине территории страны происходила структуризация деревенской общины, крестьянская независимость исчезла почти везде, а короли, получившие во владение самые крупные наделы, обрели еще большую власть – в том числе и над знатью, которая старалась держаться к ним поближе, поскольку тоже выигрывала от этих перемен
[156].
Мерсия завоеванное в VIII веке господство не удержала. Начиная с 820-х годов ей пришлось пережить несколько периодов междоусобицы, после которых часть южных королевств – и среди них Кент – отошла к Уэссексу. Однако все они оказались не готовы к набегам викингских разбойничьих отрядов, а затем – с 850-х годов – и вполне серьезных армий, которые, стоило им осознать уязвимость английских королевств, перешли в 865–878 годах к полномасштабному завоеванию. Скандинавские правители захватили восточную Англию, покончив со всеми королевствами, кроме Уэссекса. Уэссекс тоже едва не пал, но его король Альфред (871–899), потерпев поражение, сумел заново собраться с силами – в 878 году он одержал над викингами победу и добился заключения мира, более или менее прочного. Альфред провел военную реформу, укрепил крупные западносаксонские города и занял неподвластную скандинавам южную половину Мерсии. Тем самым он предоставил своему сыну Эдуарду Старшему и дочери Этельфледе (правившей Мерсией) плацдарм для завоевания в 910-х годах скандинавских королевств южной Англии, а своим внукам – в частности Этельстану (924–939) – для дальнейшего продвижения на север. К 954 году в их руках была вся Нортумбрия, за исключением владений независимых эрлов Бамборо на дальнем севере, которые сумели не попасть под власть викингов. Уэссекское завоевание привело к созданию первого по-настоящему единого государства – «королем англосаксов» начал называть себя еще Альфред, и с тех пор название «Англия», хоть и медленно, стало входить в употребление
[157].
Таким образом, Альфред, Этельстан, а затем и его племянник Эдгар (957–975) оказались, по сути, прямыми преемниками власти Мерсии и расширили ее, поскольку не похоже, чтобы Оффа задумывал подчинить себе всю Англию. Принципы управления они активно заимствовали у франков. При дворе Альфреда, который и сам был высокообразованным человеком, подвизался франкский богослов Гримбальд из Сен-Бертена, который переводил христианские сочинения с латыни на английский. Коллективная присяга, приносить которую предписывал всем свободным людям судебник Альфреда, была схожа с присягой на верность Карлу Великому. Более поздние законы X века напоминают и даже цитируют капитулярии Каролингов, по крайней мере одна копия которых в Англии имелась точно – к X веку каролингская идея на континенте, как нам известно, уже сдавала позиции, поэтому до Англии доходила прежде всего в книгах. Архиепископ Йоркский Вульфстан (ум. в 1023), владевший текстом капитулярия, писал назидательные трактаты и морализаторские кодексы, проникнутые каролингской идеей, а финансируемая из королевской казны монастырская реформа в правление Эдгара несла отчетливый отпечаток аналогичной реформы Людовика Благочестивого. Такие англосаксонские традиции, как ополчение и политика собраний, не утратили принципиального значения в Англии X века, однако и они не обошлись без реорганизации: в выстраивании иерархии судебных собраний для шайр (графств) и сотен
[158], а также действиях согласно королевским предписаниям прослеживаются параллели с франкскими порядками. Правители в X веке заключали династические браки с Оттонами и Каролингами и вмешивались в западно-франкскую политику. Пик этих тенденций пришелся на правление Эдгара и его сына Этельреда II (978–1016) – оба успешно укрепляли могущество позднего англосаксонского государства при поддержке своих ближайших соратников из числа знати и духовенства, среди которых была бабка Эдгара Эадгиву и мать Этельреда Эльфтрюта: оба короля, как и большинство английских правителей X века, взошли на трон в юном возрасте, поэтому королеве-матери отводилась важная роль. К XI веку Англия была самой явной наследницей всей каролингской идеи – такого поворота Карл Великий никак не мог предположить, – а благодаря небольшим размерам еще и самым сплоченным государством на католическом Западе. Этельред даже ввел земельный налог, первый на Западе, как мы убедимся в следующей главе. Разумеется, истоки этого могущества нужно искать не только в каролингской идее – во многом оно было связано с уже упомянутыми переменами в землевладении, а также с тем, что западносаксонская знать, обогатившаяся за счет завоеваний, сплачивалась в олигархию и управляла страной вместе с королевами-регентами, пока Этельред опрометчиво не низложил многих ее представителей. Однако возможность опереться на каролингские принципы определенно придавала королям уверенности, что видно из источников X века, и по ним мы можем судить, насколько сделанная ими в VII веке ставка на принятие христианства как на пропуск в континентальную политику оправдала себя
[159].
Таким образом, в Англии перемены, вызванные христианизацией, оказались наиболее полномасштабными среди всех стран Северной Европы, равно как и в Саксонии, насильно крещенной франками. Немалую роль сыграло и то, что отрезанная морем, Англия не подвергалась нападениям со стороны франков, и, соответственно, принятие франкской религии расценивалось исключительно как преимущество. Другие страны, если у них оставалась возможность выбора, проявляли бóльшую осторожность. Одной из таких стран была Дания, где решающий момент для обращения в новую веру наступил гораздо позже, в 960-х годах, однако, чтобы разобраться в событиях того периода, нам придется отступить на шаг назад. В Дании, в отличие от остальной Скандинавии, было достаточно пахотной земли, способной прокормить многочисленное население. Уже к V веку многие ее правители были богаты: Гудме, древний политический центр на острове Фюн, поражает найденными при раскопках золотыми изделиями, а ведь он был не единственным. Вероятно, источником богатства были трофеи из Западной Римской империи периода распада, а это значит, что датским правителям хватало могущества, чтобы такие трофеи заполучить. На территории Дании (включавшей и нынешнюю южную Швецию) в то время находилось четыре-пять политических образований, внутри которых местная верхушка, пусть и не владевшая землей, тем не менее обладала властью. Однако к VIII веку, когда Дания стала чаще упоминаться во франкских источниках, число королевств сократилось. Годфред, правивший в южной Ютландии (ок. 804–810), а затем его сын Хорик I (ок. 827–854) были верховными королями Дании, и, возможно, их власть распространялась на всю ее территорию и, кроме того, на Норвегию и северо-восточную часть нынешней Германии, а инфраструктура, которой они располагали (схожая с имевшейся у Оффы, но меньшего масштаба), способствовала строительству крупных земляных укреплений, в том числе Даневирке – вала на границе с Саксонией. Годфред отражал нападения Карла Великого и даже сам ходил в походы на франков. И он, и его сын контролировали и оснащали крупные торговые порты Рибе и Хедебю, куда привозили франкские товары. Все это происходило без какого-либо вмешательства извне, в том числе и религиозного. Харальд Клак, один из королей, боровшихся за власть в 810–820-х, принял христианство в 826 году при дворе Людовика Благочестивого, но на датском троне не продержался и года. Хорик I и Хорик II (ум. после 864) пускали в Данию франкских проповедников, однако сами не крестились. Не исключено, что для всех этих королей переход в христианскую веру был тесно связан с принятием владычества франков, что в их планы совершенно не входило
[160].
