Не отпуская хвост, я прижимаю левую руку к спине Сноу, а правой беру его за ладонь. Он поднимает в воздух руку, потом роняет ее, будто не знает, что с ней делать.
– Положи мне на плечо, – говорю я. Он так и делает. Я изгибаю бровь. – Разве Веллбилав не учила тебя танцевать?
– Пыталась. Сказала, что я безнадежен.
– Устами младенца…
По крайней мере, песня не безнадежна. Играет Ник Кейв. «В моих объятиях». Одна из любимых песен Фионы. Мелодия такая медленная, что мы едва шевелимся.
Сноу одет в дорогой костюм. Черные брюки, черная жилетка и галстук, а еще роскошный бархатный пиджак – темно-синего цвета с черными лацканами. Наверное, принадлежит он доктору Веллбилав. На плечах эта вещь сидит довольно плотно, но я не вижу, где Сноу прячет крылья. Кто-то наложил на него заклинание чистоты и опрятности.
Я же стою, распрямив плечи. Все смотрят на нас…
Все, кто танцует. И стоит в зале, попивая пунш. тренер Мак, Минотавр, мисс Поссибелф – все замерли с бокалами пунша.
– Они узнают, – говорю я. – Станут нас обсуждать.
– Что? – Сноу будто за миллион миль отсюда. В последнее время он всегда такой.
– Они узнают, что мы геи.
– Как же мне теперь быть с моей карьерой, – равнодушно говорит Саймон. – И что же скажут родственники?
Не уверен, в чем шутка.
Сноу смотрит мне в лицо и раздраженно вздыхает:
– Баз, на самом деле я могу потерять лишь тебя. Если прилюдные проявления привязанности не заставят тебя возненавидеть меня, то мне все равно.
– Мы просто танцуем. Вряд ли это проявление привязанности.
– Танцы сами по себе гейское занятие, – ворчит он. – Даже когда танцуют не парни.
Я хмуро смотрю на него:
– Еще есть Банс.
– Для танцев?
– Нет. Еще ты можешь потерять Банс.
Саймон меняется в лице.
Я прижимаю его сильнее.
– Нет. В смысле, кроме меня, у тебя еще кто-то есть. У тебя есть Банс.
– Она переедет в Америку.
– Может быть. А может, и нет. В любом случае не прямо сейчас. И кроме того, Америка – это не амнезия. Она по-прежнему будет твоим другом. У Банс всего-то два с половиной друга, вряд ли она откажется от тебя.
Сноу хочет что-то сказать, потом качает головой и смотрит себе под ноги. Ему на лоб падает пара кудряшек.
– Что такое? – спрашиваю я, пожимая ему руку.
Как же я привык к его рукам. Пока, встречаясь с Саймоном Сноу, я не наслаждаюсь тем празднеством ласк, о котором мечтал, – мы подолгу сидим молча и смотрим друг на друга так, словно находимся за тысячи ярдов, но почти все время держимся за руки. Сноу словно ребенок, который боится потеряться в супермаркете.
Он пожимает мою руку в ответ, но головы не поднимает.
Решаю, что не нужно на него давить. Вопреки всему он здесь. При галстуке, да еще танцует. Это уже что-то.
Прислоняюсь лбом к его голове, но он резко поднимает ее, почти задевая мой нос. Я выпрямляюсь.
– Кроули, Сноу!
Его лицо покраснело.
– Просто… – Он стискивает мое плечо.
– Просто – что?
– Вам не обязательно так вести себя.
– Как?
Сноу прищуривается и скрипит зубами. Свет от гирлянд, развешенных по залу, скользит по его волосам.
– Просто… ты… не…
– Саймон, скажи уже, в чем дело.
– Вы с Пенни не обязаны вести себя так со мной. Я не… Я не такой, как вы. И никогда не был им. Я фальшивка.
– Это не так.
– Баз. Я не волшебник.
– Ты потерял свою силу, – возражаю я. – Пожертвовал ею.
Его хвост соскальзывает с моего запястья. Когда Сноу огорчен, тот виляет из стороны в сторону.
– Не думаю, что она когда-либо принадлежала мне, – говорит он. – Не знаю, как Маг сделал это, но вы с Пенни все время были правы: волшебники не бросают своих детей. Я нормал.
– Сноу.
– У меня ничего не получалось в магии, потому что мне не суждено было владеть ею! Сегодня, когда я пришел, даже ворота не открылись. Пенни пришлось впустить меня.
К нам подплывает парочка, очевидно подслушивая, – Керис и ее чертова пикси. Я презрительно усмехаюсь, и они удаляются.
Сноу сжимает мою руку и плечо. Я не сопротивляюсь, хотя я намного сильнее его.
– Саймон. Прекрати. Ты несешь чушь.
– Да неужели? Вы с Пенни печетесь о магии больше, чем кто-либо в мире магов. Вот что вы видели во мне – силу, а теперь она пропала. Это был не я.
– Нет, ты! – говорю я. – Ты был самым могущественным волшебником, который когда-либо ступал по земле. Все было по-настоящему.
– Я был жалким подобием мага, сколько раз ты сам мне это говорил?
– Я просто завидовал!
– Что ж, теперь тебе нечему завидовать!
Я отпускаю его:
– Зачем ты говоришь все это?
Саймон сжимает кулаки, ссутулившись и набычившись:
– Потому что я устал ждать!
– Чего?
– Когда вы все перестанете жалеть меня!
– Я никогда не перестану тебя жалеть!
Это правда. Он лишился магии, что всегда будет разбивать мне сердце.
– Но я не хочу этого! – сквозь зубы говорит он. – Я больше не подхожу тебе.
– Неправда, – отвечаю я, снова беру его за руку и приобнимаю. – Горнило свело нас вместе.
– Горнило?
– Мне было одиннадцать лет, я лишился матери и своей души, а Горнило дало мне тебя.
– Оно сделало нас соседями по комнате, – говорит Саймон.
Я качаю головой:
– Мы всегда были чем-то бóльшим.
– Мы были врагами.
– Ты был центром моей вселенной. Мир вращался вокруг тебя.
– Баз, все из-за того, кем я был. Из-за моей магии.
– Нет! – Я почти так же раздражен, как и он. – Да. О Кроули, Сноу, – да, отчасти из-за этого. Я смотрел на тебя и видел солнце.
– Никогда больше я не буду таким.
– Да. И слава магии! – Я громко вздыхаю. – То, каким ты был раньше… Саймон Сноу, я каждый божий день думал, что мы не справимся.
– Не справимся с чем?
– С жизнью. Ты был солнцем, а я летел навстречу тебе. По утрам я просыпался с мыслью: «Все закончится огнем».
– Я и правда поджег твой лес…
– Но это был не конец.
