Я захлопнул дверцу, развернулся и, не задумываясь, пустился бегом.
Я серьезно не думал, что богачи так ужинают. За длинным столом, покрытым красной с золотом скатертью. Плотные салфетки, перевязанные цветами пуансеттии. Блюда с тяжелыми серебряными крышками.
Я бы не удивился, если бы богачи жили иначе, но Питчи делают именно это, лишь бы покрасоваться. Если так они отмечают сочельник, то что же запланировано на завтра?
– Простите, матушка, мы опоздали, – говорит Баз, выдвигая стул.
– Какая приятная неожиданность, мистер Сноу, – произносит отец База.
Он улыбается, но выражение лица у него такое, будто я пожалею о своем решении вернуться.
– Спасибо, сэр. Надеюсь, я не помешал.
Мачеха База тоже улыбается:
– Конечно нет.
Не могу сказать наверняка, говорит ли она искренне или просто из вежливости.
– Я его пригласил, – обращается к отцу Баз. – Ему больше некуда податься на Рождество.
Не могу также сказать наверняка, пытается ли Баз сейчас оскорбить меня или разыгрывает спектакль. Я ничего не могу прочесть по их лицам, даже малыш сидит со скучающим видом.
Мне казалось, что на каникулы к ним приедут и другие родственники, разные Гриммы и Питчи, но здесь только родители База и сестры с братом. Одна девочка постарше, Морделия, две поменьше, возможно близнецы, не знаю, сколько им лет, но они могут сидеть самостоятельно и грызть ножку индейки, а еще малыш в красивом резном высоком стульчике, бьющий погремушкой по его (или ее?) подносу.
Все они похожи на мачеху База: с темными волосами, но не черными, как у База, круглолицые, с вечно приоткрытым ртом, как у Билли Пайпер. Для родни База – или детей своего отца – они не выглядят достаточно опасными. Пенни говорит, что Гриммы не так помешаны на политике и не так смертоносны, как Питчи, но отец База похож на гремучую змею, облаченную в костюм в полоску. Даже его белоснежные волосы выглядят устрашающе.
– Стаффинг? – спрашивает Баз, передавая мне блюдо.
Такое ощущение, что у слуг сегодня выходной. Я насчитал по крайней мере четырех, пока был здесь: Веру, двух женщин за уборкой и мужчину, расчищающего дорожки.
Накладываю себе большую порцию стаффинга с каштанами и замечаю, что на тарелке База почти ничего нет. Блюда и соусники идут уже по второму кругу, а он просто передает их мне, – может, у него проблемы с приемом пищи.
Я ем за двоих. Кормят здесь даже лучше, чем в Уотфорде.
– Ты когда-нибудь верил в Санта-Клауса? – спрашивает Баз.
Он кладет на диван одеяла и подушки для меня. Его мачеха принесла их наверх, когда Баз объяснил, что я не хочу спать в гостевой комнате. «Он боится призраков», – сказал он.
Его сестрички при этих словах захихикали. Им не терпелось лечь спать, чтобы к ним поскорее пришел Санта-Клаус.
«Ты предупредил Санта-Клауса, что будешь здесь? – спросила меня Морделия. – Чтобы он мог прислать тебе подарки». – «Нет, – ответил я. – А надо было».
– Вряд ли, – говорю я сейчас Базу. – Иногда в приюте кто-нибудь наряжался в Санта-Клауса и раздавал грошовые подарки, но не помню, чтобы я в него верил. А ты?
– А я верил. Но потом, в год смерти моей матери, он не пришел… – Баз кидает мне подушку и идет к высокому деревянному комоду. – Я посчитал, что вел себя очень и очень плохо. Но сейчас понимаю, что отец был в депрессии и забыл про Рождество. Позже тем днем пришла Фиона с огромным плюшевым Паддингтоном.
– Медведем?
– А что не так с медведями Паддингтон? Вот. – Он передает мне пижаму, свою пижаму.
Я принимаю. Баз садится в изножье кровати и прислоняется к стойке.
– Итак… ты вернулся.
– Да. – Я сажусь рядом.
На нем все еще темно-зеленый костюм. Перед ужином Баз пригладил волосы. Лучше бы он этого не делал. Мне больше нравится, когда они распущены и обрамляют его лицо.
– Можем поговорить о тугодумах завтра, – произносит он.
– На Рождество? А тугодумы отмечают Рождество?
– Не знаю. – Баз вскидывает голову. – Я не так уж близко их узнал. Если верить книгам, они мало что делают, только едят и пытаются согреться.
– И что едят тугодумы?
– Щебень, насколько известно… может, они просто жуют его.
– Думаешь, Пенни права? Это убийца твоей матери нанял тугодумов?
Баз пожимает плечами:
– Кажется правдоподобным, а Банс обычно не ошибается.
– Уверен, что сможешь туда вернуться?
Он смотрит на свои колени:
– Лучше я поговорю с тугодумами, чем вернусь к Никодемусу, а это две единственные ниточки.
– Жаль, что у нас до сих пор нет мотива… Зачем кому-то вредить твоей матери?
– Не уверен, что они этого хотели. Что, если мишенью были ясли, а не моя мать? Невозможно было предсказать, что именно она зайдет туда. Может, вампиры хотели забрать детей, обратить всех нас.
Он растирает себе ногу. Его ноги длиннее, чем у меня, вот где кроется наша разница в росте.
– Я не очень хороший бойфренд, – говорю я.
Баз тянет за ткань брюк и выпрямляет спину:
– Понимаю, Сноу. Поверь мне. Я не планирую наши мини-каникулы, я даже никому не скажу про нас.
– Нет, – говорю я, слегка поворачиваясь к нему. – Я не это имею в виду. В смысле… я всегда был ужасным бойфрендом. Поэтому Агата порвала со мной. В основном я делал то, чего она от меня хотела, но постоянно ошибался и никогда не ставил ее на первое место. Ни разу за три года я не чувствовал, что поступаю верно.
– Тогда почему вы были вместе?
– Я не собирался бросать Агату. Это была не ее вина.
Баз снова приглаживает брюки ладонью. В этом костюме он мне безумно нравится.
– Просто хочу сказать, – произношу я, разворачиваясь еще сильнее, – что не знаю, как быть твоим бойфрендом. И не уверен, что ты этого хочешь.
– Хорошо, – говорит он, – я понял.
– Ты ведь считаешь, что нас ждет трагическая судьба, как у Ромео и Джульетты.
– Определенно. – Баз опускает взгляд.
– И еще я не считаю себя геем, – добавляю я. – В смысле, может оно отчасти и так, и сейчас я не могу думать ни о чем другом…
– Никого не волнует, гей ли ты, – прохладно говорит Баз.
Я сижу вполоборота, глядя на его профиль. Он сощурил глаза и вытянул губы в струнку.
– Я лишь пытаюсь сказать… – Мой голос затихает. Не умею я говорить такое. – Мне нравится смотреть на тебя. – (Взгляд База тут же устремляется ко мне, он сводит брови вместе, но голову не поворачивает.) – Мне нравится все, чем мы занимались. – (Он меня игнорирует.) – Мне нравишься ты, – добавляю я. – И пускай я тебе не нравлюсь – к этому я привык, в противном случае не знаю, что бы я делал. Но, Баз, ты мне нравишься. Мне нравится все это… Нравится помогать тебе. Знать, что с тобой все в порядке. Когда осенью ты не вернулся в школу, когда тебя не было… Я думал, что сойду с ума.
