— Доброе утро, сэр, — деревянным голосом откликнулась Флоренс. Лишь оставшись наедине с хозяйкой, она позволяла себе самые вольные высказывания.
— Ты когда-нибудь видел, — окликнула его из ванной мисс Беллами, — нечто подобное?
— Но ведь это же просто восхитительно, — заметил Чарльз. — И так мило со стороны Октавиуса.
— Хочешь сказать, он тебе знаком?
— Октавиус Брауни? Ну, конечно, я его знаю. Старый знакомец по книжному магазину «Пегас». Поселился в нашем доме, наверху, еще до того, как мы сюда въехали. Замечательный человек.
— Разрази меня гром! — воскликнула мисс Беллами, плескаясь в ванной. — Ты имеешь в виду эту мрачную маленькую квартирку, где на подоконнике вечно сидит жирный котище?
— Именно. Он специализируется по литературе доякобинского периода.
— Так вот откуда все эти аллюзии с чревом и концепциями? О чем именно он думал, этот бедняга мистер Брауни?
— Это цитата, — ответил Чарльз, роняя монокль на грудь. — Из Спенсера. Кстати, на прошлой неделе я купил у него замечательный томик Спенсера. И он, несомненно, полагает, что ты его читала.
— Ну, тогда конечно. Придется притвориться, что читала. Наверное, надо позвонить ему и поблагодарить. Добрый мистер Брауни!
— Кстати, они большие друзья с Ричардом.
— Кто? Кто это «они»? — настороженно уточнила мисс Беллами.
— Октавиус Брауни и его племянница. Очень симпатичная девушка. — Чарльз покосился на Флоренс и после паузы добавил: — А звать ее Аннелида Ли.
Флоренс откашлялась.
— Быть того не может! — усмехнулся голос в ванной. — Ан-не-ли-да! Звучит прямо как название крема для лица!
— Это из Чосера.
— Тогда, наверное, кота зовут не иначе, как Петр Пахарь
[40].
— Нет. Это из предыдущего периода. Кота зовут Ходж.
— Странно. Никогда не слышала, чтобы Ричард упоминал ее имя.
— Как выяснилось, она тоже выступает на сцене, — сказал Чарльз.
— О боже!
— В этом новом любительском театре, ну, что сразу за Уолтон-стрит. «Бонавентура»
[41].
— Ни слова больше, мой бедный Чарльз! Всему есть предел. — Чарльз тотчас умолк, и мисс Беллами спросила: — Ты еще здесь?
— Да, дорогая.
— А откуда ты знаешь, что Ричард с ними близок?
— Время от времени видел его там, — ответил Чарльз и после небольшой заминки добавил: — Я тоже сблизился с ними, Мэри.
Снова повисло молчание, затем веселый голос прокричал из ванной:
— Флори! Принеси мне… Ну, сама знаешь, что.
Флоренс подхватила выбранные ею вещи и понесла в ванную.
Чарльз Темплтон смотрел из окна на маленькую лондонскую площадь, залитую лучами яркого апрельского солнца. На углу Пардонер-Роу женщина продавала цветы — сидела, утопая в целом море тюльпанов. Тюльпаны были повсюду. Даже его жена превратила подоконник аркообразного окна в цветник, и выращивала на нем не только тюльпаны, но и множество рано зацветающих азалий, некоторые бутоны еще не распустились. Он рассеянно рассматривал эти цветы и вдруг заметил среди них жестяной баллончик со спреем. На этикетке красовалась надпись: «Распылитель от насекомых и садовых вредителей». Ниже была наклейка с предупреждениями, что неправильное использование этого средства может привести к летальному исходу. Чарльз рассмотрел эти надписи в монокль.
— Флоренс, — сказал он, — не думаю, что здесь самое подходящее место для этой опасной штуки.
— Вот и я то же самое ей говорю, — заметила, вернувшись из ванной, Флоренс.
— Здесь столько предупреждений. Этот яд нельзя использовать в замкнутом пространстве. А она, наверное, так и делает?
— Да я ей говорила, все бесполезно, — ответила Флоренс.
— Нет, не нравится мне это. Может, выбросишь ее?
— Ага, и получу за это такой нагоняй, что мало не покажется, — проворчала Флоренс.
— И тем не менее, — настаивал Чарльз, — это гадость надо выбросить. Может, скажешь, что куда-то задевалась?
Флоренс окинула его полным презрения взглядом и что-то пробормотала себе под нос.
— Что ты сказала? — спросил он.
— Сказала, что не так-то это просто. Она все знает. Читать умеет. Я ей говорила. — Тут Флоренс, гневно сверкнув глазами, уставилась на него. — Я принимаю приказы только от нее. Так было и так оно всегда будет.
Чарльз молчал секунду-другую.
— Это верно, — проговорил он. — И все же… — Тут он услышал голос жены. Она выключила душ, вздохнула и вышла в спальню.
На мисс Беллами красовался наряд — подарок от Флоренс. На паркет падало пятно солнечного света, и она позировала в нем, радостная и не осознающая, как это полупрозрачное одеяние ее разоблачает.
— Ты только посмотри на мою новую шикарную сорочку! — воскликнула она. — Подарок от Флоренс! Вот самый подходящий туалет для дня рождения.
Она обставила свой «выход» умело, комично и провокационно одновременно, в духе французских фарсов.
Голос, который она некогда назвала чарующим, произнес:
— Потрясающе. Как это мило со стороны Флоренс. — Ради приличия Чарльз выждал еще немного, потом добавил:
— Что ж, дорогая, оставлю тебя наедине с твоими маленькими тайнами. — И отправился завтракать в одиночестве.
II
Не было никаких особых причин, по которым Ричард Дейкерс должен был пребывать сегодня в приподнятом настроении, напротив, имелись весьма веские причины вовсе не радоваться этому дню. Тем не менее, продвигаясь на автобусе, а затем и пешком к дому на Пардонер, он вдруг испытал сильнейший подъем духа — бесценнейшим даром Лондона всегда было умение заряжать людей энергией. В автобусе он разместился на переднем сиденье и ощущал себя фигурой на носу корабля, разрезающего поток движения на Кингз Роуд, величественно высился над всем вокруг во всем своем великолепии. Магазины Челси были забиты тюльпанами, и, сойдя с автобуса, Ричард дошел до угла Пардонерс Роу, где сидела знакомая ему цветочница, со всех сторон обставленная ведрами с тюльпанами — некоторые цветы были еще в бутонах.
— Доброго утречка, дорогой, — сказала цветочница. — Чудо что за денек сегодня, верно?
— День просто божественный, — согласился с ней Ричард. — И ваша шляпка очень идет вам, миссис Тинкер, и выглядит, как нимб.
— Еще бы, натуральная соломка, — сообщила миссис Тинкер. — Всегда надеваю соломенную шляпу на вторую субботу апреля.
