После нескольких неловких заходов Уорендер все же начал беседу:
— Сегодня столько шума из-за всех этих вещей, не правда ли? До крайностей пока не дошло, но непременно скоро дойдет. Так вы выступаете на сцене, верно?
— Только начала.
— Превосходно! Что скажете о пьесах Дики?
Аннелида еще не слышала, чтобы Ричарда называли Дики, и никак не ожидала, что ей зададут такой вопрос.
— Ну, они… невероятно успешны.
— О! — воскликнул полковник. — Успешны! Ужасно успешны! И знаете, они мне нравятся, да. Ведь я представляю собой типичную публику, всегда хочу посмотреть что-нибудь веселенькое и занимательное. И чтобы была хорошая роль для Мэри. Нет, упаси боже, ни в коем случае не интеллектуальную драму. Вопрос только в одном: доволен ли он сам? Вы как думаете? Напрасно расходует свой дар или нет? Так что?
Аннелида растерялась и не сообразила сразу, что на это ответить. Интересно, близко ли знаком этот старый вояка с Ричардом, или все друзья Ричарда при первом же знакомстве принимаются анализировать его произведения и столь бесцеремонно вторгаться в жизнь совершенно посторонних людей? И знает ли этот Уорендер о «Земледелии на небесах»?
И снова у нее возникло неприятное ощущение, что за ней пристально наблюдают.
Аннелида ответила:
— Надеюсь, в самое ближайшее время он представит нашему вниманию серьезную пьесу. И пока не сделает этого, доволен не будет, так мне кажется.
— Ага! — воскликнул Уорендер с таким видом, точно она сделала какое-то сверхъестественное по значимости заявление. — Ну вот вам, пожалуйста! Боже милостивый! Так подвигнете его на это. Договорились?
— Я? — удивленно воскликнула Аннелида. И собралась было возразить, сказать, что не вправе «подвигать» Ричарда на что-либо, но тут вдруг подумала: Уорендер может счесть такой отказ проявлением жеманства.
— А разве он нуждается в подстегивании? — спросила она.
— Ну, конечно же, боже ты мой! — ответил Уорендер. — И в этом случае, и в том, другом. Ну, да вы сами все прекрасно знаете.
Аннелида напомнила себе, что выпила всего лишь полбокала сухого мартини, а потому вряд ли находится под воздействием алкоголя. Да и полковник Уорендер тоже едва ли. И вообще то же самое можно было сказать и о мисс Беллами, Чарльзе Темплтоне, мисс Кейт Кавендиш и мистере Берти Сарацине. А также о мистере Таймоне Гэнтри, которому вдруг представил ее Ричард.
— Вот, познакомься, Тимми, — сказал Ричард. — Это Аннелида Ли.
Перед Аннелидой стоял человек-легенда.
— Добрый вечер, — произнес он голосом, которому так часто подражали. — Нам с вами есть что обсудить? А, знаю что. Сейчас вы точно скажете мне, почему делаете столь характерный жест в последнем монологе, ну, словно «что-то бросаете назад, через плечо». И еще хотелось бы знать, это ваша выдумка или жест придумал постановщик?
— А что в нем плохого? — спросила Аннелида. И изобразила столь характерную для ее профессии позу задумчивости. В горле пересохло, глаза смотрели в одну точку, и еще она прикусила пальчик перчатки передними зубами. — Вы же меня на сцене не видели! — спохватилась она.
— Нет, видел. Вместе с Дики Дейкерсом.
— О господи! — прошептала Аннелида. В обычных обстоятельствах они избегала этого восклицания.
— Смотрите. Вы расплескали свой напиток. Здесь шумно, как на скотном дворе. Может, попробуем избавиться от этой какофонии, найдем более укромное местечко? Вроде бы в оранжерее сейчас никого.
Аннелида поспешила избавиться от напитка, одним махом опустошила бокал.
— Пошли, — сказал Гэнтри. — Взял ее под руку и повел к дверям в оранжерею. Ричард словно растворился в мгновение ока. Октавиуса она тоже потеряла из вида.
— Добрый вечер, Банни. Добрый вечер, мой дорогой Пол. Добрый вечер, Тони, — с видом всезнайки здоровался и раскланивался Гэнтри. И на его приветствия отвечали знаменитости, улыбались, вскидывали руку, самые известные лица проплывали мимо. И вот они оказались в оранжерее, где властвовал запах фрезий — он до конца жизни будет напоминать Аннелиде об этом событии.
— Ну вот, — сказал Гэнтри и отпустил ее, легонько шлепнув по спине. — Мы и пришли.
— Но Ричард не говорил мне. Никто не говорил, что вы были у нас в театре.
— Так ведь никто и не знал, дорогая. Мы вошли, когда первый акт уже начался, и вышли перед тем, как опустился занавес. Я счел, что так будет лучше.
Она смутно припоминала, что частью легенды было такое вот странное поведение.
— И с чего вы так всполошились? — спросил Гэнтри. — Разве стыдитесь этого вашего представления?
— Нет, — вполне искренне ответила Аннелида. И тут же торопливо добавила: — Но знаю, там есть совершенно провальные места.
— Сколько вам?
— Девятнадцать.
— Где и что еще играли?
— Только проходные рольки в «Бонавентуре».
— И никаких там ака-де-мий дра-ма-ти-чес-кого искусства? — поинтересовался Гэнтри, как-то злобно растягивая гласные. — Никаких агонизирующих потуг в узком кругу единомышленников? Никаких так называемых представлений? И вы не ложились в постель со Станиславским, чтобы проснуться поутру и понять, что освоили его метод?
Аннелида немного успокоилась и усмехнулась:
— Я обожаю Станиславского. Нет, правда.
— Что ж, хорошо. Очень хорошо. Теперь слушайте меня внимательно. Расскажу вам о вашей игре.
И Гэнтри довольно долго и в деталях начал разбирать ее роль в пьесе. Он был язвителен, дидактичен, остроумен и неоспоримо прав. По большей части Аннелида слушала его внимательно и молча, но затем немного осмелела и принялась задавать вопросы. Он охотно отвечал на них и, похоже, был доволен.
— Ну вот, — заключил Гэнтри, — примерно и все ошибки, допущенные вами при исполнении этой роли. Надеюсь, вы понимаете, я бы не стал столь подробно останавливаться на них, если бы не считал вас актрисой. Большинство ваших ошибок носят чисто технический характер. И их легко исправить. А пока у меня есть для вас предложение. Пока только это. Никаких обещаний. И связано оно с пьесой, которая, возможно, никогда не будет поставлена. Уверен, вы уже читали ее. Желательно, чтобы вы прочли ее еще раз и побыстрей. А потом пришли бы в «Единорог», где я буду ждать вас в следующий четверг к десяти утра. О! Привет еще раз, Монти!
Аннелида уже стала привыкать к невероятной, почти сказочной ситуации, в которой оказалась. Та приобретала все более достоверные черты. И когда перед Аннелидой возникло управление театра в лице самого Монтагю Марчанта, к которому мечтали пробиться все неизвестные актрисы, она сумела взять себя в руки и достойно приветствовать его. Как же бледен был мистер Марчант, как невозмутимо было его лицо, каким невероятным апломбом отличались его манеры! Он болтал о весенней погоде, о цветах в оранжерее, ну и в гораздо менее восторженных тонах — о театре, разумеется. Насколько он понял, она вроде бы актриса?..
