— Неужели вообразили, что меня так легко провести?.. — вопрошала она. Но тут Уорендер снова захлопнул дверь.
— Нелли, дорогая, — пролепетал Октавиус. — Обещал напомнить тебе, что мы должны уйти пораньше. Ты готова?
— Вполне готова, дядя, — ответила Аннелида. Затем обернулась к Чарльзу Темплтону, протянула ему руку.
— Мне так жаль, — заметила она. — Нам здесь не место, не следовало приходить сюда.
— Я с вами, — мрачно заметил Ричард.
— И ничего нельзя исправить? — спросил Чарльз.
— Боюсь, нам давно пора, — отозвался Октавиус.
— Мы и так задержались, — согласилась с ним Аннелида. Голос, к ее собственному удивлению, звучал спокойно. — До свиданья, — сказала она и обернулась к Ричарду. — Нет, вы должны остаться.
— Я с вами.
Октавиус положил ей руку на плечо и повел к выходу.
И тут торжественно запела труба и рассыпался целый каскад звуков. Шум голосов сразу стих. Музыканты встали и принялись весело наяривать неизбежную и довольно глупую песенку:
С днем рожденья тебя,
С днем рожденья тебя…
Толпа, устремившаяся из дальней комнаты в обеденную залу, полностью блокировала выход. Ричард пробормотал:
— Сюда. Быстро! — и подтолкнул их в двери в дальней части холла. Но не успели они подойти к ней, как дверь распахнулась и появилась целая процессия: служанки и Грейсфилд, нагруженный бутылками шампанского, Флоренс, Куки в белом колпаке, тащившая искусно разукрашенный огромный торт, и старуха Нинн. Они подошли к столу в центре, торжественно обошли его по кругу. Водрузили на стол торт. И гости под предводительством доктора Харкнесса разразились бурными аплодисментами.
— Вперед, — сказал Ричард.
И они наконец-то вышли из комнаты в холл. Тут Аннелида впервые заметила, как бешено колотится у нее сердце. Стук отдавался в горле и ушах. Во рту пересохло, ее сотрясала дрожь.
Обеспокоенный Октавиус взял ее за руку.
— Нелли, любовь моя, — сказала он, — можешь идти дальше?
— Да, — пробормотала Аннелида и обернулась к Ричарду. — А вам дальше нельзя. До свиданья.
— Я иду с вами. Должен пойти.
— Прошу вас, не надо.
Ричард схватил ее за запястье.
— Не стану оскорблять вас извинениями, Аннелида. Но одного прошу: проявите великодушие, поговорите со мной.
— Не сейчас. Пожалуйста, Ричард, только не сейчас.
— Нет, сейчас. Вы вся похолодели и дрожите, Аннелида. — Он заглянул ей в глаза и помрачнел. — Никогда, слышите, никогда не позволю ей говорить с вами в таком тоне! Вы меня слышите, Аннелида? Никогда! — Она отпрянула от него.
Дверь отворилась. Вышли Пинки и Берти. Пинки изобразила сочувствие, подошла к Аннелиде, положила ей руку на плечо.
— Дорогая! — несвязно пробормотала она. — Забудьте об этом! Ничего не было! Боже, что за сцена! — Она рассеянно развернулась на ступенях, оказалась отрезанной группой журналистов и телевизионщиков и стала отступать в гостиную. Операторы принялись размещать свое оборудование в холле.
— Это уж слишком! — сказал Берти. — Нет! Это слишком! — И он скрылся в коридоре, ведущим к мужскому туалету.
Появился Таймон Гэнтри.
— Дики, — сказал он, — отвали. Мне нужно поговорить с девушкой. От тебя никакой пользы, пока пребываешь в таком состоянии. Иди отсюда!
Он обнял Аннелиду за плечи.
— Теперь послушайте меня, — сказал он. — Будьте выше этого. Не обращайте внимания, оно того не стоит. Ступайте домой и успокойтесь. Наша договоренность остается в силе. Так что помните об этом. Жду вас в четверг. Понятно? — Гэнтри слегка встряхнул ее и отпустил.
Появился Уорендер, захлопнул за собой дверь. С ужасом взглянул на Аннелиду и пролаял:
— Готов на все… что я могу сделать? Понимаю, как вы расстроены… И все такое.
За Аннелиду ответил Октавиус:
— Вы очень добры. Однако не думаю, что…
Тут Ричард громко заявил:
— Никогда не прощу ее за это! Никогда!
«Если сию минуту не уйду отсюда, — подумала Аннелида, — то просто сойду с ума». И услышала свой голос:
— Забудьте об этом. Идем, дядя.
Она развернулась и вышла из дома на знакомую площадь, Октавиус последовал за ней.
— Нет! — крикнул Ричард и тоже выбежал на площадь.
Гэнтри так и застыл на пороге, глядя ему вслед.
— Пожалуй, — заметил он, — я больше просто не в силах выносить Мэри Беллами.
Из обеденного зала донесся гром аплодисментов. Мисс Беллами собиралась разрезать праздничный торт.
III
Мисс Беллами была прирожденной, способной и опытной актрисой. Ее появления на публике являлись результатом упорных трудов и немалого таланта, и если выделить главный принцип, которому она подчинялась в такие моменты, то его можно было выразить одним знакомым всем девизом: «Шоу должно продолжаться». Для мисс Беллами то была аксиома, и какие бы обстоятельства, пусть даже самые неблагоприятные, не сопровождали выход, после того как она переступала порог и появлялась на сцене, на ее исполнение они не оказывали ни малейшего внимания.
И вечером в день ее пятидесятилетия произошло то же самое. Мэри осталась верна самой себе.
Увидев через стеклянную стену оранжереи процессию с тортом в обеденном зале, она обратилась к присутствующим, с которыми только что воевала, и отдала короткий и четкий, вполне профессиональный приказ:
— Вот отсюда!
И все они повиновались. Пинки, Берти и Гэнтри тут же вышли из оранжереи. Чарльз удалился еще раньше. Остался лишь один Марчант, как и было задумано по сценарию. Потому как именно он должен был сопровождать мисс Беллами к гостям и произнести поздравительную речь. Они стояли рядом в оранжерее и наблюдали за тем, как Грейсфилд открывает шампанское. Слышался смех и приглушенная перепалка между гостями. Бокалы наполнялись шипучим напитком. Затем Грейсфильд и служанки отошли в сторону. И взгляды всех устремились на двери в оранжерею.
— Ну вот, пора, — сказал Марчант. — Так что умерь свой пыл, дорогая, хотя бы ненадолго. — Он распахнул двери и добавил тихо: — Напакостить им можешь и позже, милочка.
— Черта с два, — отозвалась мисс Беллами. Метнула в его сторону злобный взгляд, затем отступила на шаг, собралась, сложила губы в знаменитую треугольную улыбочку и вышла к гостям.
Ее, естественно, приветствовали громкими аплодисментами.
Марчант тоже заулыбался, затем поправил галстук-бабочку и вскинул руку.
— Мэри, дорогая, — повысив голос, произнес он. — И все остальные! Прошу внимания!
