— В библиотеке мы теперь ничего не трогаем, — произнес главный лакей со значительной ухмылкой, — мадам.
— Очень деликатно с вашей стороны, — ответила Трой. Мервин распахнул перед нею двери зеленого будуара, и она вошла внутрь.
Форрестеры стояли у камина вместе с Хилари, который по случаю облачился в смокинг сливового цвета и повязал несколько широковатый галстук. Полковник оказался усатым стариканом с выражением какого-то постоянного удивления на бледно-розовом лице. Бороды у него не было. Был слуховой аппарат.
Миссис Форрестер выглядела примерно так же, как звучал ее голос: внушительно. Черты ее лица казались грубоватыми, рот походил на пружинный капкан. За очками с линзами из горного хрусталя блестели глаза чуть навыкате. Жидкие седые волосы на затылке были собраны в пучок наподобие сдобной булки. Юбка пожилой леди застыла где-то в диапазоне между «миди» и «макси» и уж наверняка скрывала под собой не одну пару фланелевого белья. Верхнюю ее половину облегали плотные шерстяные одежды разнообразных оттенков тусклого — хоть и в красно-коричневых тонах. Шею она украсила ожерельем из жемчуга — по оценке Трой, натурального и самого что ни на есть превосходного; пальцы — старомодными кольцами, — все в мыльных разводах. В руках у супруги полковника помещалась плетеная сумка с вязанием неуловимого назначения и носовым платком.
Хилари представил их друг другу. Полковник буквально просиял улыбкой и отвесил новой знакомой легкий поклон. Миссис Форрестер отрывисто кивнула.
— Ну, как вам тут живется? Не мерзнете? — спросила она.
— Вовсе нет, благодарю вас.
— Я потому спрашиваю, что вы наверняка проводите много времени во всех этих душных студиях, где рисуют обнаженную натуру. Я говорю: об-на-жен-ну-ю на-ту-ру!
Видимо, как догадалась Трой, привычка повторять каждую фразу фортиссимо так глубоко укоренилась в сознании миссис Форрестер и дошла — ради блага ее мужа, разумеется — до такого автоматизма, что проявлялась сама собой. Так что робкое замечание полковника — у него, мол, нынче при себе слуховой аппарат — решительная дама просто проигнорировала.
— Ну, меня Трой, во всяком случае, не рисует обнаженным, дорогая тетушка, — произнес Хилари, разливая по бокалам напитки.
— Уж это было бы нечто.
— Мне сдается, что ваши представления о жизни художников основаны во многом на «Трильби»
[75] и «La Vie de Boheme»
[76].
— О, а я видел Бирбома Три
[77] как раз в «Трильби», — вступил в разговор полковник Форрестер. — Он там так красиво умер — навзничь на стол! Здорово получилось!
В это время раздался стук в дверь, и вошел человек с явно озабоченным выражением лица. К тому же оно было не просто озабоченным, а вдобавок обезображенным, словно его когда-то долго жгли на живом огне. Множественные шрамы сбегали по щекам вниз к перекошенной линии рта.
— А, Маулт, — обернулся к нему полковник.
— Прошу прощения, сэр, что осмелился побеспокоить вас, — обратился вошедший к Хилари. — Я просто должен заверить полковника, сэр, в том, что все в порядке. Борода на месте, сэр.
— Ах, вот вы о чем, Маулт! Хорошо, хорошо, просто прекрасно, чудно и великолепно! — вскричал Форрестер.
— Благодарю вас, сэр. — Маулт поклонился и вышел.
— О! Что такое с вашей бородой, дядя Блошка?! — спросил Хилари (к великому, надо сказать, облегчению Трой).
— Ах, ничего особенного, мой юный друг, как видишь, ничего особенного! Я так волновался — вдруг забыл ее дома, а потом еще переживал, как бы она не потерлась в чемодане.
— Ну, вот видите, Фред, не помялась. Я же говорил — не помнется.
— Вижу, вижу, так что все прекрасно, можно расслабиться.
— Вы будете Санта-Клаусом на Рождество, да, полковник? — рискнула спросить Трой, и старик снова радостно просиял, а потом залился краской смущения.
— Так и думал, что всем первым делом придет в голову именно это, — ответил он. — Но нет. Я буду Друидом! Как вам это нравится, а?
— То есть, вы хотите сказать, что принадлежите к…
— Не-е-ет! — громко прервал ее Хилари. — Вы подумали, что он принадлежит к какому-нибудь псевдоисторическому «Древнему ордену», чьи члены щеголяют в бородах из ваты и выставляют себя полными идиотами каждый второй вторник каждого месяца? Ха!
— Ну ладно, хватит, старина, перестань, — прервал его дядя. — Ты к ним несправедлив.
— Ну, разве что самую малость. Однако дело не в этом. — Хилари снова повернулся к Трой. — Просто в «Алебардах» святой Николай Мирликийский, известный также как Санта-Клаус и еще под целым ворохом старинных тевтонских имен, официально заменен по-настоящему древней и гораздо более подлинной фигурой: великим провозвестником зимнего солнцеворота и верховным жрецом всех его обрядов. Тем самым, который оставил — сейчас уже не важно, умышленно или нет — столько своих профессиональных навыков и функций в наследство христианским преемникам. То есть фигурой Друида!
— И приходской священник совсем не против, — с горячностью вставил полковник, — ей-богу, уверяю вас. Он нисколечко не против.
— Это меня как раз меньше всего удивляет, — ядовито вставила миссис Форрестер и с загадочным выражением фыркнула.
— Да-да, он и сам приходит к нам на все праздники. В общем, вот так-то — сыграю я, понимаете ли, Друида. С тех пор как Хилари поселился в «Алебардах», я каждый год его играю. То есть у нас, знаете ли, будет и елка, и «ветка поцелуев»
[78], и сколько угодно букетиков из омелы. Ведь у нас собираются и все детишки — все, сколько их ни будет в тот момент на месте — и из Юдоли приходят, и отовсюду по соседству. Чудесные получаются представления, и я обожаю в них участвовать. А вы любите переодеваться и наряжаться?
Он задал этот вопрос с таким волнением и воодушевлением, словно какой-нибудь сказочный герой из «Алисы в Стране чудес», что у Трой не было другого выхода кроме как ответить утвердительно, причем с энтузиазмом. Теперь она почти ждала от озорного полковника дружеского предложения нарядиться как-нибудь на днях вместе.
