– Но почему ты предполагаешь, что это непременно Сидни Миллз?
Эмма смотрит на меня в упор.
– Твои бесконечные «предполагаешь» уже раздражают.
– Ладно, понял. Но откуда ты знаешь, что это именно Сидни Миллз?
Эмма кликает по имени «Сидни Темплтон».
Страница медленно сменяется другой. Теперь на фотографии сидящая на газоне семья с тремя детишками. У старшего мальчика рыжие волосы. Девочки – явно близнецы, и у них такие же каштановые волосы, как и у их потрясающе красивой матери.
Я пячусь от стола и падаю в круглое ротанговое кресло-папасан.
– Все еще не веришь? – спрашивает Эмма.
– Просто я… мне нужно… мне хочется не верить. Мне нужно не верить. Но этот поток невероятной информации захлестывает меня.
– Джордан Джонс Младший, – говорит Эмма. – Из-за этого дурацкого имени я его еще больше ненавижу. Теперь у меня есть работа, но, похоже, Джордан транжирит все, что я зарабатываю. Вот послушай, что я написала в четверг: «Получила зарплату, но ДДМ «занял» все, до последнего доллара, чтобы купить себе iPad. Ох уж эти игрушки взрослых мальчиков!». Судя по тому, что я поставила в кавычки слово «занял», полагаю, деньги он не вернет.
– А что такое iPad?
– Какая разница? Не в этом дело. Кем бы я ни работала, я зарабатываю достаточно, чтобы дать мужу деньги на покупку этой штуки. – Эмма продолжает кликать по странице. – Мы живем во Флориде, но он сам из Чико, это какое-то местечко в Калифорнии. Ты знаешь, где это?
– Понятия не имею, – отвечаю я. – А откуда ты знаешь, где он родился?
– Кликнула по его имени. Информации не очень много, но вполне достаточно, чтобы понять, что он полный говнюк.
– Ты называешь совершенно незнакомого человека говнюком?
– Иногда это видно с первого взгляда.
Сама идея, что во все это можно поверить, кажется мне глупой, но на фото на самом деле я и Сидни Миллз. На нем мы старше, но все равно сходство невероятное.
– Ну-ка глянь сюда! – говорит Эмма.
Я встаю с кресла и подхожу к столу.
– Эти картинки с моей страницы. – Эмма указывает на экран. – Похоже, что каждая из них ведет на страницы с другими фотографиями, вроде альбомов.
Профильные фотографии 12 фотографий
Мой 30-й день рождения 37 фотографий
Школьные годы 8 фотографий
– Проверь школьные годы. – Я показываю на эту строчку. – Посмотрим, что было важно для тебя пятнадцать лет назад. Готов поспорить, там будут сплошь мои фотки.
Эмма смеется.
– Просто у меня пока нет снимков Коди.
Она кликает по альбому, и мы наблюдаем, как на экране открываются все новые фотографии.
На первой Эмма держит свои первые права. Сейчас они приколоты у нее в комнате к «памятной доске». Так что кто-нибудь легко мог бы позаимствовать их на день и сосканировать в школьной лаборатории. На следующей Тайсон и я скрестили скейтборды словно мечи. Этот снимок висит у нее с внутренней стороны шкафчика. На другом Тайсон, Келлан, Эмма и я, зарывшиеся по горло в детском бассейне с разноцветными мячиками в пиццерии «Как в старину». Эта фотография тоже висит у нее на доске, так что тот, кто затеял розыгрыш, вполне мог стащить у Эммы снимки, а потом вернуть их обратно.
Эмма тычет пальцем в последнее фото, где крупным планом ее задница в светло-бежевом бикини.
– А это еще что такое?
– Кажется, это ты на фоне озера Краун? – Мой голос звучит вполне невинно, но я-то знаю, откуда взялась эта фотография. Я сам ее сделал пару недель назад, когда мы всей компанией ездили на озеро по случаю официального открытия сезона. Я еще тогда подумал, как будет смешно, когда она проявит пленку и будет удивляться и гадать, кто это снял.
Подпись под фотографией гласит: «Старые добрые времена».
– Но я только месяц как купила это бикини, – говорит Эмма.
– Понимаешь, – начинаю мямлить я, – я случайно тебя сфоткал. Решил убрать камеру с песка и, видимо, случайно нажал на кнопку.
– Джош, – Эмма смотрит мне прямо в глаза, – эта штука, этот «Фейсбук» – не розыгрыш. Никто не способен проделать такое.
– Кто-то мог утащить у тебя фотографии. Я бы не стал говорить, что это абсолютно невозможно.
Эмма лезет в ящик стола и достает желтую одноразовую камеру.
– Я еще не проявила снимки с озера.
15://Эмма
Все упирается в желтую одноразовую камеру, которую мы купили, чтобы снять свадьбу мамы. Если непроявленные фотографии еще там, Джошу придется признать, что «Фейсбук» – это не розыгрыш.
Мы молча смотрим на снимок озера, на бежевые трусики купальника, который я совсем недавно купила в торговом центре Лейк-Фореста. Потом одновременно переводим взгляд на лежащую на столе камеру.
– Как думаешь, может, нам стоит… – начинает Джош.
– Во сколько закрывается фотомат?
– В десять, – отвечает Джош. – В «Скейт Рэтс» он как раз есть.
Сейчас 20.35. Фотомат гарантирует проявку за час.
– Поедем на твоей машине? – спрашивает Джош.
– Нет, это достаточно рискованно. – Я знаком показываю вниз. Если мама услышит, что мы уезжаем, она точно скажет, что уже очень поздно, а завтра в школу.
– Ну что, тогда по колесам?
Я киваю и снимаю со спинки кресла свою оранжевую флиску с эмблемой гепарда. У меня не было сил переодеться, когда пришла домой, так что на мне по-прежнему беговая экипировка.
– Мне надо забрать скейт из гаража, – говорит Джош.
На экране все еще фотографии из альбома «школьные годы».
– Может, лучше это закрыть?
– Абсолютно, – отвечает Джош. И от его тона у меня по коже бегут мурашки. В его голосе столько спокойной уверенности: Джош явно начинает верить, что все это происходит на самом деле.
До фотомата мы добираемся в десять минут десятого. За прилавком стоит худой парень с жидкими волосами и усталыми глазами. Я заполняю форму, указывая свое имя и фальшивый номер телефона, и кладу пленку в конверт.
– А вы можете проявить это сегодня? – Я ерзаю возле прилавка на своих роликах.
Парень бросает на меня усталый взгляд.
– Может быть.
Я осторожно выезжаю из магазина.
– Мне кажется, он не понял, что это срочно.
– Он же сказал, что попытается, – отвечает Джош.
– Нет, он сказал «может быть», а это не одно и то же, – заявляю я. – «Может быть» означает, что на все воля судьбы. А на самом деле здесь все зависит от него.
