— Потому, что я очень хочу получить эту работу, — ответила я медленно и четко, на случай, если потолок меня слушал.
— Серьезно? — Видимо, мысль, что можно хотеть какую-то работу, была для нее очень свежа.
— Да. А ты разве не хочешь работать здесь?
— Пожалуй, — вздохнула она и накрутила еще одну прядь на карандаш. — Папа думает, мне пора найти нечто подобное. Говорит, это позор, что мое единственное достижение — пластическая операция носа. — Она дотронулась до упомянутого предмета. — Но я смотрю на ситуацию по-иному. Мне кажется, любая работа, которую я найду, будет отнята мною у кого-то, кому она действительно нужна позарез, вот как тебе, например. — И она светло улыбнулась.
— Ну да, в самом деле…
Я снова склонилась над своими листочками. «Рыбные консервные заводы являются основными работодателями на Паго-Паго».
— Мой папа — король ковровых покрытий, — произнесла девушка.
Я сжала кулаки и подняла голову.
— Мой отец, Си Сигал, король ковровых покрытий. — И она снова пошевелила пальцами ног.
Кулаки у меня разжались, когда я осознала услышанное.
— Да ведь он владелец этого журнала!
— Полагаю, да, — согласилась девушка.
Она надела туфельки на руки, и сейчас они танцевали у нее джигу на столе.
— А может, он владелец компании, которой принадлежит этот журнал. Трудно отследить.
— Значит, он запросто может приказать им взять тебя на работу.
— И тебя тоже. — Она широко улыбнулась, сняла туфельки с рук и подкатилась на кресле к моему столу, чтобы пожать мне руку. — Меня зовут Джейни Сигал.
— Кейт Кляйн, — произнесла я. — А теперь я бы очень хотела вернуться к работе.
— Конечно, конечно. Продолжай.
Наступило молчание. Я взялась за карандаш.
«Бухта Тутуила окружена эффектными горами, которые уходят прямо в воду».
— Но вначале можно мне задать тебе вопрос? — проговорила Джейни. — Почему ты хочешь работать здесь?
— Ты шутишь? Это же… — Я с благоговением выдохнула имя, которое вбивали мне в голову все девять лет, что я проучилась в Колумбийском университете. И еще столько же времени, которое я провела за чтением ежегодных «Обзоров литературы», испытывая попеременно то ревность, то восхищение. — Это же «Ревю»!
— Фи, — фыркнула Джейни. — Я предпочитаю «Пипл». Если серьезно, то я скорее поработала бы там. — Она уставилась на меня своими ореховыми глазами. — Как ты думаешь, им нужны люди?
— Ну…
— Подожди! — Джейни ткнула пальцем в воздух. — Идея!
Она прошла через всю комнату к моему столу и пальцами с длинными наманикюренными ногтями ухватила телефонную трубку.
— Да, Нью-Йорк, редакция журнала «Пипл». — Ожидая соединения, Джейни пододвинула бумагу для заметок. — Напиши свой телефон, — прошептала она. — Главного редактора, пожалуйста. Голосовая почта, — сценическим шепотом сообщила Джейни.
— Мы не должны…
Она махнула рукой, призывая замолчать.
— Да, здравствуйте. Звоню вам из офиса «Нью-Йорк ревю». Я сейчас поработала с двумя прекрасными референтами, которых мы, к сожалению, не сможем принять на работу. Обе эксперты в области поп-культуры, прекрасно знают мир звезд, но, как вам известно, мы никогда не пишем о знаменитостях, если они не политики или давно умершие трансценденталисты.
— Боже мой, — простонала я, прижимая к груди листочки с Паго-Паго.
— Их зовут Джейни Сигал и Кейт Кляйн, домашние телефоны… — Она продиктовала номера. — Заранее благодарю за помощь. — Довольная собой, Джейни положила трубку. — Вот так!
Она взяла сумочку и пальто.
— Ты не собираешься заканчивать? — Я указала на Паго-Паго.
Случайно в глаза бросилось предложение: «До 1980 года видом на бухту с горной вершины можно было любоваться, поднявшись туда на фуникулере». Фуникулер или фунекулер? Я не знала.
Джейни посмотрела на меня с жалостью. Этот взгляд вобрал в себя и грязные облупленные стены, и поношенное коричневое ковровое покрытие, и кулер в углу, ворчавший точь-в-точь как старик с несварением желудка.
— Да я скорее умру, чем буду здесь работать.
— Но… Норманн Мейлер! Том Вулф! Сол Беллоу! Ежи Косински! — воскликнула я.
На стене в рамочке висели две страницы из «Алой буквы» — единственный литературный штрих в комнате. Джейни встала на цыпочки и, глядя на свое отражение в стекле, нанесла блеск для губ.
— Судя по последней информации, все они женаты.
— Ежи Косински умер.
— Тем хуже.
Она пригладила волосы и взяла мои пальто и сумочку.
— Пошли, кузнечик. Сваливаем отсюда.
Джейни взялась за дверную ручку. Я демонстративно снова села, вцепилась в синий карандаш и обвела слово фуникулер.
— Нет, — сказала я. — Нет, спасибо. Ты иди. Я собираюсь закончить тест.
— Кейт, — в голосе Джейни прозвучало нетерпение. — Посмотри вокруг. Уродливые кабинеты, претенциозность и отсутствие неженатых мужчин. Ты действительно хочешь тут работать?
Я задумалась. Все мои профессора говорили о «Ревю», как верующие — о рае, как любители музыки кантри говорят о Брэнсоне,
[12] как моя мать описывает «Метрополитен-опера». Мой отец был бы в восторге, если бы я получила эту работу. Но хотела ли я работать референтом по информации?
— Нет. В самом деле, нет. Нет, не хочу.
— Тогда пошли!
— Не могу, — пробормотала я.
— Ну что ж, — вздохнула Джейни. — Ладно.
Она медленно застегнула пальто и принялась напевать.
— Удачи, — пожелала я.
— И тебе удачи, — кивнула она и стала напевать громче.
Потом она запела в полный голос «Когда была я молодой… Никто был мне не нужен. И любовь была просто для забавы».
Она печально покачала головой.
— Те дни ушли…
— Что-что?
— Одна, одна-аа, совсем одна-ааа… — громко пропела Джейни. — Я не хочу… Быть одна…
Я расхохоталась. Голос у нее был ужасный, и пела она очень громко.
— Джейни…
— Совсем! Одна!
Кто-то деликатно постучал в дверь. Я успела подумать — а вдруг это Джон Апдайк или Филипп Рот?
— Извините, нельзя ли потише?
— Совсем одна, — провыла Джейни.
Я положила карандаш, схватила свое пальто и вышла вслед за ней.
