Я поняла, почему секретарша хотела защитить его. В Кевине Долане было что-то милое, напоминавшее мне о моих собственных мальчиках.
Кевин Долан вскочил с кресла и поздоровался. Он пожал мне руку, придвинул для меня деревянный стул, дождался, пока я усядусь, и вернулся за свой письменный стол.
— Спасибо, что согласились поговорить со мной.
— Рад помочь. Я слышал, это вы… — Он понизил голос и постарался усмирить свое колено, ходуном ходившее вверх и вниз. — Наверное, это было ужасно.
Я кивнула, решив, что честность — относительная честность — будет основой в разговоре с этим милейшим внимательным человеком.
— Я не так уж близко была с ней знакома, но наши знакомые хотели сделать что-то в память о ней.
Он побарабанил пальцами по столу и положил ногу на ногу.
— Прекрасная мысль.
— Скажите мне, пожалуйста, — продолжила я, доставая свой блокнот. — Как бы вы описали Китти? Если бы вы могли выбрать три слова в память о ней, какие бы это были слова?
— Преданная, — произнес Долан.
Рука его скользнула в карман и начала звенеть ключами. Хотя не похоже было, чтобы он нервничал. Наверное, адвокат был из тех непосед, которые крутятся на месте, пока показывают титры перед фильмом, да и во время фильма вскакивают по меньшей мере дважды, чтобы размять ноги.
— Она была самой преданной матерью изо всех, кого я знаю.
«Преданная», — записала я, стараясь подавить разочарование. А чего я, собственно, ожидала? Что первое из трех прилагательных будет «вероломная»?
— Преданная своим детям?
— Преданная своим детям, браку, семейному очагу, — уточнил Кевин, постукивая краем картонной папки по столу и пряча ее в ящик. — Ее дом такой красивый… был красивый.
«Дом красивый», — записала я.
— Я знаю.
— Три слова — это так мало. Китти была умница, Китти была прелестна, она… — Адвокат внезапно замолчал и провел рукой по коротко стриженным вьющимся волосам. — Да что там говорить. Вы же знали ее. Что бы вы сказали? Какими словами описали ее?
— Пугающая?
Это было рискованно, но риск оправдал себя. Когда Кевин улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки.
— Вы так думаете? — произнес он.
Я сказала то, что думала. Что меня она пугала до смерти.
— Ну, конечно, все было именно так, как вы сказали. Она отдавала всю себя детям, у нее был красивый дом. Что же касается всех остальных… Вы знаете, утром я стараюсь изо всех сил, чтобы на моих детях была чистая одежда, и у меня не остается сил на то, чтобы подобрать ее по цвету, на то, чтобы дома было все в порядке…
Кевин качнулся вперед, его кресло скрипнуло.
— Вряд ли Китти хотела запугивать кого бы то ни было. Просто она очень серьезно относилась к родительским обязанностям.
— Почему?
Он дружески улыбнулся.
— Полагаю, в большинстве своем родители здесь серьезно относятся к родительскому долгу.
— Да. — И тут я ляпнула: — Может, что-нибудь случилось с кем-то из ее детей, что заставило ее стать такой… строгой к себе? Может, был какой-то тревожный «звоночек»…
Предложение осталось незаконченным, а улыбка Кевина превратилась в гримасу недоумения.
— Я хочу сказать, однажды один из моих близнецов скатился с кровати…
Теперь он смотрел на меня не просто с недоумением, а с озабоченностью. Еще минута, и он станет звонить в управление по семейным вопросам.
— Но речь сейчас не обо мне, — закрыла я тему.
Мой голос звучал слишком громко в маленьком теплом кабинете, где на стенах висели старинные вышивки, а через блистающие чистотой стекла лился осенний свет.
Я сделала еще одну попытку.
— Скажите, а вы знаете что-нибудь о ее работе для «Контента»?
Адвокат покачал головой.
— Она предпочитала не раскрывать свои карты.
Кевин откинулся в кресле, сложил руки на животе, внимательно посмотрел на потолок и наклонился вперед.
— Я знал ее со времен ее замужества. Когда она вышла за Фила. Но теперь, со всем тем, что открылось сейчас, я начинаю сомневаться, а знал ли ее вообще.
— А вы с Филом давно знакомы?
— Со школы. Мы местные. Оба выросли тут, а после школы вернулись, чтобы остаться.
Я записала его слова, украдкой посмотрев на Долана. Карие глаза заинтересованно смотрели на меня, поблескивая за очками в роговой оправе, его подбородки легко и спокойно расположились на воротничке. «Какой хороший парень», — наверняка говорили девочки о нем в школе. А о Филе Кавано они, видимо, говорили: «Не от мира сего».
— А где она встретила Филиппа? В Нью-Йорке?
Я надеялась, он бросит мне кость, хоть кроху информации о жизни Китти до рождения детей, до Апчерча. Что-нибудь, что поможет мне понять, какой Китти была в действительности, помимо того, что она была безукоризненной матерью с безукоризненными волосами и безукоризненным домом.
— Нет. Здесь. Он встретился с ней в офисе. После того, как начал работать со своим отцом.
— А до встречи с Филиппом? Вы что-нибудь знаете о ее жизни до того, как она появилась в Апчерче?
— Знаю, что Китти писала и жила в Нью-Йорке. Делала карьеру с самого низа. Была журналистом-фрилансером, издавала больничный вестник.
Я поинтересовалась, в какой больнице, но он лишь пожал плечами и извинился.
— Вы не помните, где Китти жила? В каком районе? — спросила я.
— Она никогда об этом много не сообщала.
Долан поерзал в своем кресле, снял ногу с колена и снова положил ногу на ногу.
Следующие мои вопросы были вариантом тех, которые задал мне Филипп.
— Была ли она счастлива там? Или обрела счастье здесь? Была ли такая жизнь — ну, вы понимаете, дети, дом, детская площадка, детский садик — тем, о чем она мечтала?
Он улыбнулся, снова откинулся в своем кресле.
— Я не знаю, нравился ли ей Нью-Йорк. Видимо, как у всех. Плохие бойфренды, злые начальники. По-моему, об этом написано множество книг в розовых обложках.
— Значит, ничего необычного.
— По крайней мере мне об этом ничего не известно. Она никогда не сидела в тюрьме в Таиланде за контрабанду наркотиков…
Адвокат покачивался в своем кресле… Он выглядел печальным. Нет, тоскующим по прошлому. Испытывающим смутные сожаления.
— Я не знаю, — наконец произнес он. — Его голос окреп. — Полагаю — мне хотелось бы верить — что она была счастлива здесь.
Колесики его кресла со скрипом прокатились по полу.
— Я прекрасно к ней относился! — вдруг выпалил он. — Просто не могу поверить, что такое случилось. В городе, вероятно, этого можно ожидать. Но тут?
