— Филиппа Кавано?
Я представила Лекси и Филиппа, кувыркающихся на свернутых гимнастических матах, окруженных спущенными баскетбольными мячами и порванными волейбольными сетками, пока маленький Брирли дремал в коляске. Лекси наверняка находила весь этот спортивный антураж очень возбуждающим.
— Ну и где сейчас Лекси? В Майами-Бич вместе с Филиппом?
Эван вытер губы тыльной стороной ладони.
— С момента ее исчезновения не было никаких транзакций по ее кредитке. Никаких звонков с ее телефона. Но это еще не все…
— Что?
— Дельфина Долан, в девичестве Дебби Фабер. У нее есть судимость.
— За что?
— Приставание к мужчинам.
Как только он произнес это слово, я почувствовала, что волосы на затылке встали дыбом.
Вот оно, недостающее звено.
— В Нью-Йорке ее арестовывали три раза. Праздношатание, нарушение общественного порядка, приставание с целью проституции. А еще она занималась издательской деятельностью под своим прежним именем. В некотором смысле.
Эван открыл конверт и сунул мне в руки журнал. Я уставилась на название: «Страстные ребята». Весна 1989 года.
— Ничего себе!
— Страница тридцать семь.
Я открыла соответствующую страницу и увидела там обнаженную Дельфину Долан, позирующую с двумя мускулистыми парнями с большими половыми органами, щеголяющую копной волос в перманенте (в стиле поздних 80-х) и малюсенькой полоской волос на лобке. У джентльмена под ней на предплечье была татуировка в виде скорпиона, а прическа мужчины справа от нее, стриженного под горшок, была красновато-каштанового цвета.
Я перевернула страницу и увидела, что Дельфина засунула два пальца туда, куда хорошо воспитанные леди не имеют привычки совать персты — по крайней мере, когда поблизости находятся фотографы.
— Смотри, смотри, — усмехнулся Эван. — У нее на заднице тату в форме сердечка.
— Господи! И что теперь?
— Отлови ее, когда она одна. Задай ей вопросы.
— Она ведет занятия по пилатесу. Думаю, я могу записаться на частный урок и поговорить по душам.
— Но только не тогда, когда ты будешь прикована к одной из этих машин. Ты должна быть осторожна.
Я закрыла журнал.
— Могу я оставить это себе?
Эван поднял брови.
— Что, супружеская жизнь такая скучная?
— Я… — Я провела пальцами по блестящим словам «Страстные ребята». — Я не хочу говорить о супружеской жизни.
— Ладно, давай не будем.
Его пальцы на моей щеке были теплыми, когда он повернул мое лицо к себе. Я хотела потрогать его всего — уши, подбородок, шелковую кожу шеи. Эван Маккейн…
Вдруг мир сделался кроваво-красного и фиолетово-голубого цвета. Мы услышали короткие, сердитые гудки позади себя. Я посмотрела через запотевшее стекло, но Эван быстрее разобрался в ситуации.
— Копы, — сказал он, одергивая на мне футболку. — Я с ними разберусь.
— Нет, Эван, давай я…
Мы открыли дверцы и выкатились из салона в холодную темноту, моя тонкая футболка была одернута не до конца, а клетчатая рубаха Эвана была расстегнута на три пуговицы ниже общепринятого.
Стэн Берджерон рассматривал нас в свете своего фонарика.
— Добрый вечер, миссис Боровиц!
Я неуверенно кивнула.
— Мистер Маккейн.
— Добрый вечер, офицер, — произнес Эван.
— Стэн, я могу все объяснить, — сказала я.
В этот момент с пассажирского сиденья соскользнул журнал «Страстные ребята» и выпал на дорогу с печальным негромким шлепком. Стэн направил на него фонарик.
— Я и это могу объяснить! — воскликнула я. — Там есть Дельфина Долан.
Стэн посмотрел на журнал.
— Сомневаюсь, что она подходит для этого дела.
Я сделала еще одну попытку:
— Лекси Хагенхольдт была любовницей Филиппа Кавано!
Стэн кивнул. Выражение его лица свидетельствовало о том, что для него это не новость.
— Вы знаете, что Дельфина Долан поменяла имя и у нее был привод за проституцию? — произнесла я.
Стэн выключил свой фонарик.
— А вы знаете, про комендантский час?
— Что?
— Комендантский час. После полуночи никто не должен околачиваться в припаркованных машинах.
Он посветил фонариком на номерной знак машины Эвана.
— В основном это для подростков.
Стэн записал что-то в свой блокнот и снова посветил на нас, оценивая наш внешний вид.
— Миссис Боровиц как раз собиралась домой, — сказал Эван.
— Мы просто разговаривали, — добавила я. — И если вы встретите Бена на заправочной станции, то не говорите ему об этом. И дело не в том, что тут что-то такое было. Я понимаю, как это выглядит, однако…
— Кейт, я провожу тебя до дверей, — сказал Эван.
Стэн покачал головой.
— Нет, сэр. Вы поедете со мной.
Эван с озадаченным видом уставился на него.
— Я просто хочу пожелать ей спокойной ночи.
Стэн снова включил свой фонарик. Я услышала, как что-то звякнуло, потом зазвенело, и сообразила, что он вытащил наручники.
— Или вы пойдете спокойно, или я вызываю подмогу, и мы вас арестовываем.
— За что? — скептически осведомился Эван.
— Для начала за нарушение комендантского часа.
— Вы арестуете меня за то, что я находился вне дома после полуночи?
— И ваше алиби, — продолжил Стэн.
— А что с его алиби? — спросила я.
— Что с моим алиби? — воскликнул Эван. — Я сказал вам, где был, предъявил билеты на самолет, квитанции из отеля…
— Проблема в том, что в отеле утверждают, будто вы не находились там все четыре дня. Вы въехали в отель на четыре дня, заплатили, но я связался с одним человеком из обслуги, и он заявил, что в день смерти Китти Кавано вас не было в номере всю ночь.
Я медленно повернулась и посмотрела на Эвана. Он поднял руки.
— Это не то, что ты думаешь, — пробормотал он. — Я был с приятелем. Я могу объяснить!
Вот они, проверенные временем слова всех обманщиков — а может, и убийц!
— Почему бы нам не выяснить это все в полицейском участке? — произнес Стэн. И обратился ко мне: — Спокойной ночи, миссис Боровиц.
Эван яростно взглянул на него, а потом повернулся ко мне:
— Не волнуйся, Кейт. Это какое-то недоразумение.