– Мюллер, – улыбнулся экспонат. – Просто Мельник, без всякого титулования. А вы по-прежнему Рихтер?
Лонжа кивнул, все еще не решаясь сдвинуться с места. Если для длинноногого он – всего лишь случайный знакомец из «кацета» Губертсгоф, можно и поговорить.
– Для ясности, – Харальд Пейпер, начальник штаба Германского сопротивления, стер улыбку с лица. – Мы присматриваем за госпожой Веспер. Свою фамилию вы назвали, когда дежурный звонил в номер, значит, ее не скрываете. А если бы я работал на «стапо», наша встреча, поверьте, была бы совсем другой.
Лонжа решил не спорить. Пусть длинноногий думает, что убедил.
– В Бёргерморе все так и было? Как по радио сообщили?
– Страшнее.
* * *
Возле выхода довелось задержаться – в дверь вваливались репортеры, дюжина сразу, шумные, разгоряченные, с фотоаппаратами наперевес. Пришлось отойти в сторону. Пишущая братия бойко обступила вход, фотоаппараты дернулись, нацеливаясь на порог…
Двое. Девушка в скромном сером платье с тяжелой тростью и крепкий высокий парень в темном костюме. Рука в руке, плечо к плечу. Репортеры зашумели, в глаза ударила вспышка магния, парень попытался закрыть лицо ладонью.
Лицо… Лонжа невольно сглотнул и, все еще не веря, посмотрел на своего спутника. Один Харальд Пейпер, при светлом пиджаке и бородке рядом. Второй, в темном и безбородый…
Назвавшийся Мельником еле заметно улыбнулся.
– Есть такое слово «конспирация», товарищ Рихтер.
– Мсье Альдервейрельд! – возопил голосистый репортер. – Что вы скажете по поводу последней статьи де Синеса?
Безбородый усмехнулся – точно так же, как и его двойник.
* * *
– Пусть будет «мокачино», – рассудил Лонжа, глядя в белую спину гарсона. – После Губертсгофа любой кофе пойдет.
Мельник-Пейпер согласно кивнул.
– Еще бы! Но мы в Бёргерморе сами варили. У охранника в нашем бараке дядя – спекулянт не из последних, присылал настоящий «арабико»…
Далеко не ушли – за Люксембургским дворцом обнаружилась лужайка с летним кафе. День выдался погожий, народ прибывал, но они все-таки успели занять последний пустующий столик.
– …А я семейный секрет знаю, так что чашка-другая перепадала. Этот «эсэсман» нам и помог, на деньги польстился. Недолго, правда, прожил.
Под ясным парижским небом вспоминать «кацет» было легко, но к невероятному, пьянящему ощущению свободы горькой каплей примешивался стыд. Они выжили, вырвались, но сколько еще там, за проволокой и рядами вышек!
– О Бёргерморе, если не возражаете, потом, – негромко проговорил начальник штаба. – Сейчас, Рихтер, главное. Вы как-то связаны с Ильзой Веспер и ее «Структурой», но это ваше право. У нас с вами свои дела. Письмо в Штаты я отослал и получил ответ, так что можете считать свою миссию выполненной.
Лонжа на миг прикрыл глаза, вспоминая то, с чего все началось. Камера 128, военная тюрьма, Колумбия-штрассе, Темпельгоф. Слева от обитой железом двери – еле различимое «3,5 года», справа, у самого потолка: «Черный фронт не сломить!». Двухэтажные нары, зарешеченное окно под потолком, самолетный гул. И белый танец – светлая перчатка на желтой кости…
Обойдись без вопроса,
Обойдись без ответа,
Полыхают зарницы,
Уходит жизнь…
Не зря…
– Спрашивать о ваших планах не рискну, но если думаете вернуться в Рейх… Господин Рихтер, такие, как вы, очень нужны Германскому сопротивлению. Нет, не так! Нужны именно вы, Лонжа!..
* * *
– В Губертсгофе у меня была возможность изучить документы. Ваш блокфризер расстарался, чуть ли не в каждом донесении вас поминал. Так что мне известна не только кличка – и то, что вы умудрились избить в хлам нарядчика. Вы, Лонжа, «черный», но смогли войти в доверие к «красным», а такое дорогого стоит. А главное, сумели вернуться из ада. Часть «ублюдков» отправили в Румынию, часть – в Вайсрутению, почти никто не выжил, но вы – смогли. Германскому сопротивлению требуется человек, который объединил бы подполье Штрассера и коммунистов. Сейчас это практически невозможно, но без союза «черных» и «красных» невозможна и будущая Свободная Германия. Возьметесь?
– Вы сами сказали – невозможно. Я это видел. Даже под пулями «черные» и «красные» – врозь.
– Таков приказ товарища Вальтера Эйгера. Он о вас знает, Рихтер, и верит, что вы – именно вы! – справитесь. А действовать нужно быстро, подполью грозит серьезная опасность. С контрразведкой мы уже научились бороться, но сейчас настала беда похуже. Монархисты! Кто-то очень умный решил разыграть баварскую карту. Слыхали? Принц Виттельсбах тайно короновался в Мюнхене. Понимаете, что это значит?
– Наверно… Наверно, нет. Нет!..
– Раскол! Монархисты на юге станут поддерживать Виттельсбаха, их там немало. А еще аристократия, крестьяне, часть ветеранов. Никакого единого фронта! Хуже! Как только о коронации станет известно, нацисты на всех углах начнут кричать, что подполье желает распада страны, французской интервенции и уничтожения всех демократических свобод. Лучшего подарка Гитлеру наши мракобесы преподнести просто не могли. А когда Бесноватого скинут, братья-французы аннексируют Баварию. Остальные поддержат, никому сильная Германия не нужна… Рихтер, вам я верю. Если встретите Августа Виттельсбаха – застрелите на месте!
* * *
«Но ведь это же всего лишь одна фраза!» – удивилась Ильза Веспер.
Правительство Прекрасной Франции соглашалось предоставить убежище королю Баварии Августу Первому, а в перспективе признать его де-факто. Требовалось одно – упомянуть в заявлении, что новый монарх объявляет недействительным договор от 23 ноября 1870 года о присоединении королевства к Северогерманскому союзу. Всего одна фраза…
Лонжа попытался объяснить. Несколько слов отрывали королевство от Германии, оставляя совершенно беззащитным. Те же французы при первой же возможности поспешат оказать братскую помощь народу независимой Баварии, тем более, если монарх в их полной власти.
Женщина с прической под Бэт Дэвис с ним не согласилась.
«Пауль! Вы должны объяснить Его Величеству, что если не пойти на уступки, французы его арестуют и выдадут Гитлеру. Может, вы сумеете устроить аудиенцию? Я бы постаралась убедить… Жаль, Арман не сумел приехать! Он меня уверял, что Его Величество непременно даст согласие».
В тот миг Король тоже пожалел, что рядом нет друга-Шута. «Непременно даст согласие…» Пусть бы взглянул в глаза! Интересно, что он успел пообещать под стаканчик «Dallas Dhu»? Графский титул? Ильзе Веспер пошла бы корона с девятью зубцами при жемчужинах.
Обсуждать нечего. Во Франции ему нет места.
3
– Чек хоть правильный? – Жорж Бонис недоверчиво повертел в руках маленький бумажный листок, украшенный многосложным росчерком – подписью Шефа. – Вы уж извините, мадемуазель, но после всего, чего с нами стряслось, я начальству нашему не слишком верю.
