Рота слушала, не пропуская ни единого слова. Пропагандист в штатском, выступавший накануне, имел куда меньший успех. Страшная Bol’shevizija далеко, а Трансильвания, вот она, рядом.
– В свою очередь основу венгерских ВВС составляют устаревшие итальянские бипланы FIAT C.R.32 и C.R.42. К настоящему времени почти все они повреждены или уничтожены, румынские бомбардировщики летают практически в условиях чистого неба. Бомбовые удары наносятся как по фронтовым объектам, так и по тылу. Разрушены железнодорожные узлы и важные рокадные дороги. В результате венграм пришлось вновь отойти к южным окраинам Брашова… Второй вопрос вытекает из первого: где же легион «Кондор»? Господа, отвечаю честно: не знаю.
Лейтенант оказался неплохим оратором. Переждав смех, подошел к карте и молча ткнул деревянной указкой в самый центр трансильванского многоугольника.
– Удар имеет смысл наносить только концентрированно, всеми силами. Численность легиона мне тоже неизвестна… Не смейтесь, господа, это военная тайна… Но по мнению иностранных наблюдателей, «Кондор» – это восемь эскадрилий, четыре бомбардировочные, по 12 машин, четыре истребительные. Переброска, как пишут опять-таки иностранные газеты, началась неделю назад. Если все идет штатно, и погода не помешает, значит, еще дня три-четыре. А там увидим…
* * *
Совещались ночью, собравшись возле одной из палаток. Не курили, голос не повышали, даже ругались шепотом. Единственный взводный, оказавшийся рядом, проявил сознательность и отошел подальше. Ссориться сразу со всей ротой – себе дороже.
– Бунт! – предложили «красные». – Прямо здесь, на полигоне. Захватим грузовики – и к границе!
– К какой границе, камрады? – остудили их порыв «черные». – К итальянской? И далеко ли проедем?
Картой уже озаботились, обозначив на ней затерянный в лесах полигон. Компас тоже достали, но что с него толку, если почти со всех сторон – Рейх? Ни Австрии, ни Швейцарии, ни республики чехов и словаков.
– А мы с оружием!
– А где оружие?
Оружия не было. Винтовки, с которыми предстояло совершать марш-бросок, оказались деревянными муляжами. Даже господин обер-фельдфебель не носил табельный пистолет.
– Захватим!
– Как?
Вскоре и ругань стихла. Кто-то от отчаяния предложил бежать врассыпную, по одному, во все стороны. Такое и обсуждать не стали – по одному и переловят. Или передавят, как тараканов.
Подождать отправки? Запрут в вагонах, поставят караул…
Лонжа слушал молча, сказать было нечего. Единственный шанс – уйти прямо отсюда, в эту же ночь, не оглядываясь и не думая о том, что случится с остальными. Каждый умирает в одиночку.
«Хочешь совет, солдатик? Беги уже сейчас – и подальше».
Он понимал, что никуда не убежит, хотя в его собственном календаре незачеркнутых дней оставалось все меньше. Шесть тонких черточек, одна косая по диагонали… Если ничего не выйдет, это будет лишь его личным поражением, неизбежной случайностью на войне. Но если подставит других под пули – значит, Гитлер все-таки сильнее.
Голосовали, по фракциям и вместе, ругались, снова считали голоса. Выходило единственное: ждать. На территории Рейха шансов нет, но оставалась еще область Эрдей – Трансильвания.
Потому и слушали так внимательно говорливого лейтенанта.
* * *
– Относительно русских. Точных сведений об их присутствии на фронте нет. Румыния получила от СССР большой продовольственный кредит и несколько тысяч устаревших винтовок. Однако это не значит, что русских там не будет завтра. По сведениям разведки, румыны спешно строят в тылу несколько новых аэродромов. Советская авиация из района Одессы может развернуться там за два-три дня… И последний вопрос – рельеф местности. Как я понимаю, вас, господа, интересует, удобно ли там совершать марш-броски?
На этот раз шутку никто не поддержал. Лейтенант улыбнулся сам и развел руками:
– Вынужден разочаровать. В геологическом плане Трансильвания – плато высотой почти до километра. Песчаники, неогеновая глина, холмы, долины рек, много болот. На юге, где сейчас ведутся военные действия – горы. Не разбежишься!
– Ничего, – шепотком по рядам. – Разбежимся!
* * *
Два круга света, два зыбких желтых пятна, слева караульный «грибок» с часовым при фонаре, и такой же – справа. Круги почти соприкасаются, но только почти. Если нырнуть с разбега, словно в омут, можно и проскочить.
Лонжа быстро оглянулся. Лагерь спит, у ближних палаток тихо, а дальше стеной стоит тьма. Кто в ней прячется (уж не сам ли герр обер-фельдфебель?), разобрать мудрено. И времени нет.
Часовые у «грибков» – не «эсэсы» на вышках. Обычные тыловики, срочники из палаток на другом краю лагеря. Общаться с ними запрещено, однако «черные» быстро наладили контакт. Но все равно, если окликнут, плохо будет.
Ныряем!
Желтый огонь ударил в глаза. Погас. Темнота – черная густая смола – плеснула со всех сторон. Лонжа пробежал, ничего не видя, метров двадцать и только тогда остановился и присел на траву – подождать, пока привыкнут глаза. Скоро смола обратится серым нестойким сумраком, впереди зачернеет знакомая опушка, а там и луна взойдет.
Времени даром не терял – составлял план. Очередной, и как всегда, без всякой гарантии успеха.
Планы – его удел. Друг, с которым они бежали из лагеря, тогда еще скаутского, предпочитал импровизацию, на чем и горел. Лонжа подобный метод осуждал и всякое дело готовил основательно, продумывая каждый шаг – как правило, с таким же результатом. На этот раз приходилось шагать из тюрьмы в тюрьму, из лагеря в лагерь, совсем даже не скаутский. Но пересилить себя Лонжа не мог. Пункт первый, пункт второй, подпункт «а»…
Пункт третий и последний обозначился в тот миг, когда он ступил на опушку. Дорога знакомая, выучил. Между двух старых деревьев, потом чуть в сторону, затем – тропинка, тоже памятная.
– Дальше не надо, солдатик.
Лонжа понял, что не быть ему разведчиком. Гефрайтер Евангелина Энглерт ждала его за одним из деревьев, левым. А он даже не заметил.
– В лесу сегодня опасно. Не одна я охотой развлекаюсь.
Он кивнул, подошел ближе, вспоминая, какой пункт в его замысле идет первым…
…Темно-серые глаза, челка из-под кепи, острый упрямый нос, улыбка.
Тщательно составленный план пропал без следа. Губы ударили в губы.
* * *
– Я и так задержалась, пропустила контрольный срок. Что это такое, не важно, важно то, что мы с тобой, Пауль, сейчас поговорим, и я исчезну. Ты меня никогда не видел, я не видела тебя, а в лесу ты покупал шнапс. Или придумай что-нибудь еще более глупое.
– Я уже кое-что придумал…
Луна поднялась над черными кронами, и они укрылись в глухой тени. Одна плащ-палатка на двоих, сплетены пальцы, даже дыхание стало неразличимым, общим.
