– Взвод, подъем!.. Стройся!..
Успели вовремя, как раз в ту секунду, когда из-за деревьев проступили знакомые темные силуэты. Второй взвод, третий… Не шли, бежали, явно из последних сил. Никто не сказал ни слова, увидев своих, тут же падали на землю. Лонже показалось, что вернувшихся слишком мало, хорошо если половина.
Герр гауптман шел последним, бодрый и подтянутый. Взглянув на выстроившийся взвод, шагнул ближе, небрежно подбросил ладонь к «рогативке». Унтер-офицер заспешил навстречу, начал рапортовать.
– Отставить, – отмахнулся «серый». – Вижу! Не уберегли командира, раззявы!
Расставил пошире ноги, усмехнулся недобро.
– Две новости, парни, и обе очень хорошие. Первая – операция близится к завершению. Нам осталось выиграть один серьезный бой…
Оглядев строй, остановился взглядом на поредевшем «дезертирском» отделении.
– Живы, ублюдки? Вторая новость для вас. Пора становиться солдатами! Перед боем получите патроны и будете действовать в составе подразделения. Отличившиеся…
Покачал головой и уточнил:
– Уцелевшие по возвращении в Рейх получат свободу и будут награждены. Даю слово офицера! А сейчас пользуйтесь случаем, отдыхайте. Объявляю дневку, ваши камрады за эти дни набегались. Завтра вечером побежим дальше.
* * *
Прибывшие заснули сразу, тяжелым тревожным сном. Исключением не стал и герр гауптман, несмотря на свою показную бодрость. Караульных выставил первый взвод, однако не слишком бдительных. Смотрели больше по сторонам, прислушиваясь к лесным шорохам. На спящих и бодрствующих внимание обращали меньше. «Дезертиры» вновь собрались вместе, вставать не решились, перешептывались лежа. Перед тем, как уснуть, собратья по беде из других взводов успели поделиться новостями. Слова шелестели еле слышно, угасая в вязкой прохладной темноте:
– Второй взвод… Аэродром атаковали, сожгли самолеты. Половина наших, «дезертиров», легла, их на пулемет послали, без патронов. Один отказался, так его гауптман на месте положил. Теперь в отделении только четверо.
– Третий взвод в селе на засаду нарвался, почти как мы. Командира тоже убили, и еще чуть не десяток. Какие-то цивильные на крышах засели. Когда их всех положили, дом подожгли, потом пожар на соседние перекинулся. Тушить запретили… И еще, один наш газету нашел, русскую, он немного понимает. Пишут, будто бы по всей границе стрельба, советский ТАСС заявил, что Польша войну начинает… А в Трансильвании война, вроде, кончилась, замирились!
Смех тоже походил на шелест, горький и безнадежный. Где она теперь, Трансильвания?
Кто-то, не выдержав, повысил голос:
– Камрады! Рвать надо отсюда, все равно куда, хуже не будет! Прямо сейчас, пока спят… Гауптмана, суку, придушить!
– Наши тоже спят, – прошелестело в ответ. – Хуже будет, прямо тут и перестреляют, им терять нечего. А гауптмана не осилим, не позволят.
Лонжа, подтянув ранец поближе, нащупал лежавшую на самом дне гранату. Обычная противопехотная, если бросить прямо сейчас, в гущу спящих, многих оглушит, немногих убьет. Пока очухаются, пока сообразят, можно уйти, прихватив тех, что поближе. Только куда? На границе наверняка ждут, лес тоже стерегут, недаром отряд в самую чащу забился. Русские разбираться не станут, встретят огнем, а уцелевших возьмут в крутой оборот. Не оправдаться… Поляки? Поляки далеко.
И захотят ли «дезертиры» уходить? Наверняка начнется спор, кто-то вспомнит обещание герра гауптмана. Тот не солгал ни единым словом. «По возвращению в Рейх…» Главное, правильно подобрать слова.
Ничего не придумывалось. Мысли-птицы перекликались тревожными голосами. Лонжа привстал, поглядел на близкую лесную темень. Караульный смотрел в сторону. Но он все равно обернется, в десяти шагах – еще один, дальше еще. Без шума не убрать, а при первом же крике проснутся все остальные.
Он лег на спину и закрыл глаза. «Нет мыслям преград. Они словно птицы над миром летят, минуя границы…» Любимая песня внезапно показалась наивной и глупой. Можно думать и мечтать о свободе где угодно – в камере, в бараке, у расстрельной стенки. Станет ли легче напоследок?
Было горько и обидно, и Лонжа даже не сразу почувствовал прикосновение чужой руки. Просто потеплела ладонь. И тут же стало легче, словно кто-то незримый щедро поделился силой. Удивиться не успел, теперь потеплело возле уха, там, где висок.
– Узнай меня, солдатик!
Какой-то миг он не мог поверить, но затем улыбнулся:
– Извини, гефрайтер Евангелина. Весь Шекспир из головы вылетел.
* * *
– Застава? Вчера уже такое было, ваши захватили одну, в сорока километрах севернее…
– Они не мои, разведчица Энглерт. Ты, кстати, за поляков или за русских?
– Прости, Рихтер, не твои, ты прав… За кого я, тебе пока знать ни к чему, а застава им нужна, чтобы с советских постов обстрелять территорию Польши, так вчера и сделали. Никто, кстати, не ушел, окружили – и передавили всех до единого. Но шум начался страшный, на весь мир, того и гляди война начнется. Я бы тебя сейчас вытащила, солдатик, но не могу. Буду рядом, поглядывай по сторонам. И держи подарок, пригодится… Все, пошла!
– Погоди!..
– Дезертир Лонжа! Я на задании, мне не положено заниматься личной жизнью. Отпусти!..
– Не отпущу.
Глава 10
Граница
Немцы в родне. – Забегали! – Жанна и Архангел. – Агнешка. – Шоффай. – Коллега. – Цех подмастерьев.
1
Прямо возле стеклянных дверей «Гранд-отеля» Мод услышала знакомое: «Война! Война на второй странице!» Мальчишки-газетчики спешили сбыть с рук тираж. Утреннюю «Matin» девушка уже успела просмотреть, поэтому реагировала спокойно. Воевали пока еще «на второй странице». В Трансильвании перемирие, а Россия и Польша обмениваются нотами протеста, гневными, но без запаха пороха. Газеты она читала не слишком часто, в сегодняшнюю же заглянула в смутной надежде разобраться с делами собственными. Выставки в Париже, шпион Пьер Вандаль, она, эксперт при шпионе, и все это – политика. Ничего подходящего не нашлось, кроме корреспонденции из Рейха. В нескольких немецких музеях произведено изъятие произведений «дегенеративного искусства», оскорбляющих германскую нацию. Противно, однако не ново. Вспомнились картины, стоящие возле стены в пропахшей кофе мансарде. Нидерландец с непроизносимой фамилией определенно из числа «дегенератов» и их пособников. Выставка «Искусство Свободной Германии» открывается очень вовремя. И Свободную Францию неплохо бы встряхнуть, шеф рассудил верно. Если это и политика, то правильная. Разведка? Эксперт Шапталь представляла себе шпионаж несколько иначе. Впрочем, у нее пока еще нет ни агентурной клички, ни личного номера, ни карточки в картотеке сероглазой Анны.
Не разобралась и закрыла вопрос – временно, пока само не разъяснится. В «Гранд-отель» же пришла не по собственной воле. Пьер Вандаль желал напутствовать ее перед отъездом.
