Лонжа понимал, что от него ждут каких-то слов, но ничего в голову не лезло. Поздравить? Помянуть тех, кто не дожил? Напомнить о бараках Губертсгофа? Незачем, все и так понятно без всяких речей. Выручил, как всегда, устав. Пункты боевого приказа одинаковы во всех армиях.
– Докладываю обстановку. Мы находимся в двадцати километрах восточнее государственной границы СССР и Польши. С нами – разведывательная группа Войска Польского. Противник…
Он замолчал на малый миг, вновь увидев утонувшую в ночной мгле тропинку. О бое ему уже успели рассказать. Даже если срезать цифры вдвое, положили они многих, включая всех взводных. Но герр гауптман уцелел, видели его, живехонького.
– …Находится южнее приблизительно в пяти километрах. Сегодня на рассвете они должны были атаковать советскую заставу с целью ее уничтожения и последующего обстрела польской территории. Русских успели предупредить, но больше ничего нам пока не известно. Части Красной армии рядом, в нескольких километрах. Польская разведывательная группа в ближайшие часы будет выдвигаться к границе, чтобы с темнотой ее форсировать. Нас обещали взять с собой. Что будет с нами в Польше, не знаю. Все! Остальное решать вам. Я, как старший, свое мнение выскажу последним.
Договорил – и словно сбросил с плеч неподъемный груз. Был командир и весь вышел. Для себя Лонжа уже все решил, но тем и прекрасна воля, что каждый может сделать собственный шаг. Между одной бедой и другой, но все-таки выбор.
Над головами – малый клочок горячего летнего неба, вокруг все тот же лес, но дышится уже иначе. Сладок глоток свободы.
– Дезертир Запал!
«Черный», стоящий в центре строя, сделал шаг вперед.
…Штурмовые отряды, шарфюрер.
– Камрад Лонжа! Камрады! Ни к русским, ни к полякам идти нельзя. Не помилуют – и будут правы. Выход один: прорываться на север, к латвийской границе. Перейти ее – и сдаться. Знаю, что почти невозможно, но только почти. Берусь возглавить группу.
– Дезертир Пфальц! – эхом, из строя. – Камрады! Надо к русским. Мы – свидетели, расскажем все, как было. Крови на нас нет, это обязательно учтут.
И – тишина. Все смотрели на него, на командира. Лонжа пригладил светлые, слипшиеся от пота и грязи волосы.
– Мое предложение вам не понравится. Я – к полякам. Смогу ли там кому-нибудь помочь, не уверен. Но все-таки мы воевали не на их территории. Для СССР мы враги, для Польши – беженцы, если перейдем без оружия. Не слишком приятные, но Рейху выдавать нас не станут, почти наверняка.
Поглядел на неровный дезертирский строй. Убедил? Едва ли, для всякого немца лучше Иван, чем Янек. Нужных слов не найти, и времени в обрез.
– Равняйсь! Смир-р-рно! Кто за предложение дезертира Запала, два шага вперед! За предложение дезертира Пфальца – шаг вперед!.. Кто пойдет со мной – на месте… Марш!
Трое – и пятеро. Нет, один в последний момент раздумал, вернулся обратно. Ганс Штимме, из Гамбурга, портовой рабочий.
«V Интернационал» един, как никогда.
Судьба!
* * *
А потом опять был лес. Тропинки исчезли, приходилось продираться через кусты, то мокрые, то колючие, небо укрылось темным пологом, под ногами едва слышно шуршала потревоженная прошлогодняя листва. Надо идти очень тихо, след в след, и он постарался сосредоточиться только на этом. Новый шаг сделан, направление выбрано верно, однако в душе пульсировала гулкая тревожная пустота. Никому уже не помочь, никого не спасти. Кто убит – убит, кто ушел – ушел. Не он, дезертир Лонжа, начал войну в белорусских лесах, но это не успокаивало. Спасаются только вместе, а приходится выручать лишь себя самого. И дезертира Митте, хоть малое, но оправдание.
На коротких привалах он падал на холодные, остро пахнущие листья и закрывал глаза. Рядом каждый раз оказывалась сержант Агнешка, разговоры не заводила, искала пальцами его ладонь. Лежали тихо, ловя драгоценные минуты покоя.
– Пора, солдатик. Сейчас побежим.
Ему было легче, чем прочим, без ранца, шинели и патронов. Пустой «Суоми» уговорили бросить – запасных дисков уже не осталось. Но все равно пришлось собирать последние силы, волочь карабин дезертира Митте, потом его самого. Наступил вечер, лес все не хотел заканчиваться, ноги превратились в заплывшие болью обрубки. Команду «Стой!» он услыхал не сразу, пробежал, пошатываясь, лишние метры и упал лицом в густые камыши.
Граница…
Вода в реке казалась ледяной, течение быстрым, и Лонжа даже не обратил внимание на пулеметную очередь – рой желтых огней, перечеркнувших ночь. Вода пошла мелкими фонтанчиками, негромко вскрикнул один из поляков, а он наконец-то нащупал ногами вязкое дно. Снова камыши, еще одна очередь, вдогон, не прицельно, густой запах потревоженной тины, а потом камыши кончились, и он кинулся помогать Агнешке, волочившей раненого радиста. Пуля угодила белокурому парню в плечо, и они успели закончить перевязку, прежде чем беглецов окружили люди в форме.
А дальше все пошло как-то очень быстро. Под душем он едва не задремал, не глядя, переоделся в чистое и сухое, потом его вел конвоир, суровый паренек в знакомой «рогативке». Узкая комнатушка, решетка на окне. Лонжа вспомнил «Колумбию», рассудив, что все идет по кругу, словно в зале с белыми колоннами под черным небесным сводом.
Упал на показавшийся неимоверно мягким матрац – и заснул с открытыми глазами.
* * *
– Что можете к этому добавить? – поинтересовался польский офицер, перечитывая только что подписанный протокол допроса. Назваться пришлось все тем же Рихтером, дабы не множить лишние сущности.
– Добавить нечего, – рассудил Лонжа. – Спросить бы хотелось. Чем все кончилось, господин майор?
Тот взглянул невесело.
– Пока ничем. За рекой стреляют, была атакована еще одна русская застава. Но по нашим данным, русские взяли нескольких разговорчивых пленных. Может, и разберутся, что к чему. По крайней мере, до ультиматума и мобилизации дело не дошло.
Лонжа подумал о тех, кто сейчас пытается уйти на север, к латвийской границе. Жаль, если даже не придется узнать об их судьбе. С теми, кто сдался русским, он уже мысленно попрощался.
– Дайте, пожалуйста, листок бумаги и карандаш.
Несколько букв, несколько цифр. Он повторял их почти каждый день, даже в «Колумбии». Его единственный шанс.
Майор долго молчал, глядя на неровную карандашную запись, наконец, поднял взгляд.
– Значит, союзник? Французы нас предупредили, но я даже не думал, что кто-то из ваших сумеет внедриться в диверсионную группу. Отличная работа, коллега!
Лонжа с трудом сдержал улыбку. Хорошо иметь родственников во французском Генеральном штабе! Пусть даже очень дальних, седьмая вода на разведенном киселе.
– Работа еще не закончена, господин майор. Самое важное – впереди. Мне нужны документы, деньги – и самолет до Мюнхена. Кстати, мое командование не против, если операция будет совместной. Уверяю, не пожалеете! Скоро о том, что случится, заговорит вся Европа. А вы узнаете первыми, даже раньше, чем Париж.
