– Никому не рассказывай, слышишь? Никто не должен знать, даже Лиам, особенно Ли… оʼкей? Кивни, если слышишь.
Господи… Лиам не знает? Об этом больше никто не знает?
– Ты, я, Кейт и Албан, – проговорил Коул, словно читая мои мысли. – Вот и все. Теперь нас только трое. Расскажешь, и для меня все закончится.
Я кивнула.
– …другой… – Слабо проговорила я, наклонив голову к коридору.
Коул фыркнул:
– Спасать парней – не мой профиль.
Я стрельнула в него взглядом, надеясь, что он вышел свирепым и не косым. Парень вздохнул и поднялся, расправив плечи, прямо как Лиам, когда на чем-нибудь сосредотачивался.
Исчезнув на секунду, Коул вернулся, втащив к комнату Клэнси, которого сгрузил рядом со мной. Кажется, его даже не интересовало, кто это такой.
– Зеленые прислали нам сообщение, что вы уже здесь, так что пришлось начать вечеринку пораньше, – объяснил Коул. – Как же я ждал, когда увижу этого красавца!
Я закашлялась, пытаясь прочистить горло.
– Если жизнь дорога, ты останешься здесь! – рявкнул он. – Выйдешь отсюда, прежде чем получишь добро, – лично надеру тебе задницу!
Когда парень повернулся к двери, передо мной уже снова был прежний Коул, никогда не терявший самообладания, у которого все под контролем. Его движения были плавными и уверенными.
Не знаю, сколько времени прошло, когда до нас донесся звук перестрелки – пять минут, десять, возможно, даже пятнадцать. Чувствительность наконец вернулась к ногам, куда устремилась горячая волна. Конечности дергало от тысяч булавочных уколов, но беспомощности я предпочитаю боль. Как только она стала терпимой, я встала на колени и принялась толкать старый стол Албана к двери. Конечно, если кто попытается сюда проникнуть, эта ненадежная преграда не задержит надолго, да и укрытие из него слабое. Но все-таки лучше, чем ничего. И, если честно, это было подобием некой границы и для меня самой, черты, за которую не надо было переходить. Напоминанием того, что надо подождать и позволить Коулу и другим изничтожить пособников Джарвина. А уж потом я отправлюсь искать остальных.
«Они в порядке; они в порядке; ты в порядке…» Я вернулась обратно к шкафам и, подтянув ноги к груди, обхватила их руками, не позволяя себе взорваться от распиравших грудь эмоций.
«С ними все хорошо».
Клэнси зашевелился, прядь темных волос упала на глаза. За то время, что мы провели в Ист-Ривер, я никогда не видела его спящим. Неудивительно, он никогда бы никому не позволил находиться рядом, когда он уязвим.
Взгляд упал на мусорное ведро и на бумагу, которую я из него вывалила. Я подползла туда на четвереньках, прихватив фонарик, оброненный Клэнси. За стенами комнаты раздавались оглушительные крики. Но ни слов, ни голосов было не разобрать.
Когда стрельба поутихла и захлопали двери, ведущие на лестницу, я позволила себе набрать полные легкие воздуха: «Ты в порядке; ты в порядке».
Я сгребла обгоревшие страницы себе на колени и направила на них фонарик. Многие оказались уничтоженными – в фотографиях и на документах зияли внушительные дыры. Нижние листы, покрытые сажей и копотью, оказались в значительно лучшем состоянии. В основном мне попадались диаграммы и графики, изложенные тем непонятным научным языком, что и Толстяк бы не разобрался. Названия лекарств… медицинские термины. Вроде тех, что были в списке, который Толстяк дал мне в Нэшвилле. Время от времени все же встречались фразы на простом человеческом языке.
Объект А не проявляет симптомов после проведения процедур и установленных…
Демонстрирует признаки пассивного поведения…
Окончательные результаты находятся на рассмотрении…
В верхней части каждой страницы, напечатанные жирным шрифтом стояли два до боли знакомые мне слова: Проект «Снегопад».
Просмотрев документы, я добралась до фотографий. На первой я увидела лицо женщины.
Почти половину жизни я провела в лагерях, не имея доступа к каким-либо СМИ. И теперь каждое лицо, мелькнувшее в телевизоре или в газете, казалось мне смутно знакомым, вот только имя всегда ускользало, и вспомнить его не удавалось никак. Такие вот неожиданные последствия моей изоляции. И сейчас, уставившись на знакомую белокурую женщину, я чувствовала то же.
Снимок сам по себе казался странным – она глядела не в саму камеру, куда-то через плечо. Позади виднелось неприметное обшарпанное кирпичное здание, и на его фоне аккуратный классический темно-синий костюм этой женщины смотрелся неуместным. Взгляд у нее бы скорее обеспокоенным, чем испуганным. Интересно, догадывалась ли она, что за ней следят? Следующая фотография была меньше и надорвана так, словно Албан решил ее порвать, но все же передумал. На ней женщина сидела между бывшим руководителем Лиги и гораздо более молодым президентом Греем.
И в этот момент все кусочки пазла встали на место.
«Клэнси, нет, пожалуйста, Клэнси».
– Вот дерьмо, – прошептала я. Женщина, которую я видела в его подсознании… это…
Первая леди Соединенных Штатов Америки.
Я потянулась за другими страницами, собирая их в беспорядочную бессмысленную кучу. Среди отчетов попадались диаграммы мозга, помеченные маленькими аккуратными крестиками.
Я пробежалась глазами по газетным вырезкам, в которых описывалась благотворительная деятельность Лиллиан Грей по всей стране – кто-то выделил ключевые фразы, касающиеся ее семьи («сестра в Вестчестере, штат Нью-Йорк», «родители удалились на свою ферму в Вирджинии», «недавно умерший брат») и университетских степеней, включая докторскую в области неврологии, которую она получила в Гарварде. Вот Лиллиан Грей произносит «трогательную» речь на похоронах вице-президента, «в окружении дымящихся обломков Капитолия», и отказывается комментировать нежелание президента сразу предложить другую кандидатуру.
Последняя статья, которую я нашла, была посвящена тому, что вскоре после нападения на Вашингтон первая леди полностью исчезла из общественной жизни. Президент ограничился следующим заявлением: «Защита и безопасность жены – моя задача номер один», и больше никаких подробностей.
Так вот что составляло ее жизнь. Не десятки торжественных церемоний, на которых она присутствовала, не инновационное исследование в области нейробиологии, не приемы, которые она устраивала от имени мужа. Не любимый единственный сын. Согласно статье из «Таймс», которая тоже попала в папку Албана, ходили слухи, что вскоре после вспышки ОЮИН Лиллиан Грей была убита или похищена враждебно настроенными гражданами. И это стало казаться правдой, когда Клэнси вышел на сцену один, помогая отцу запустить программу реабилитационных лагерей, демонстрируя себя в качестве первого успешного «пациента».
Прошло почти десять лет – Лиллиан Грей должна была хотя бы как-то засветиться.
И вот она здесь, в этой папке: ее лицо, исследования… рукописные заметки. Я несколько раз сжала и разжала кулаки, чтобы руки перестать дрожать.
