– Постойте-ка, вы что, реально друг друга знаете?! – закричал Джуд. Толстяк дернул его ближе, втягивая в наш круг.
– Когда я убежала из Ист-Ривер… Я была, ну… – зазвучал ее безжизненный голос. – Мы с ребятами нашли автомобиль и добрались до Теннесси.
Я кивнула, ожидая продолжения.
– Конечно, машина сломалась. СППшники все время висели у нас на хвосте – выбора действительно не было. Мы разделились и разбежались. Я выбрала лес, там меня и поймал один из «охотничьих отрядов Беглеца».
– Но я думал, Беглец – это Фэнси? – Джуд обхватил себя руками, тщетно пытаясь удержать остатки тепла. Вайда пихнула его локтем.
– Фэнси? – удивленно переспросила Оливия.
– Так он прозвал Клэнси, – вздохнув, пояснила я.
Еле заметная улыбка тронула ее губы, сразу же сменившись гримасой боли, и глаза Оливии потемнели. Рука рванулась к груди, словно изо всех сил пытаясь что-то удержать.
– Ты знаешь, что случилось, верно? – прошептала я. – Ты знаешь, что это его вина?
Оливия кивнула.
– Сначала я не хотела в это верить, но той ночью, когда вы, ребята, попытались сбежать… я поняла, как он нами манипулирует. Управляет нами. Наша система безопасности была практически совершенна, и мы всегда знали, что Грей не тронет Клэнси, побоявшись его разоблачить. Нас могли найти, только если бы кто-то слил координаты или спровоцировал власти, и единственным, кто был способен сделать, это же…
Оливия схватилась рукой за горло, пытаясь унять дрожь. Тогда, в Ист-Ривер, мы почти не были с ней знакомы. И если рядом не оказывались Клэнси или Лиам, мы и внимания друг на друга не обращали. Оливия выделяла их обоих, но по-разному. С Лиамом было легко работать, он постоянно бросал ей вызов, заставляя придумывать, что они могли бы сделать для лагеря, вместо того, чтобы просто выжидать, забившись в глубь леса. Но Клэнси… Клэнси был тем, кого она хотела защитить, впечатлить.
Как и для любого ребенка в том лагере, он был ее спасителем. Ее всем.
– Фэнси
[5] ему очень подходит, – наконец сказала она, выворачиваясь из моих объятий.
Мы осторожно пробирались по шатающимся поддонам.
– Когда меня нашел охотничий отряд, и я с радостью с ними пошла, чтобы добраться до Клэнси, – пробормотала Оливия. – Я даже не подумала: как это странно, что ему не только удалось удрать, но еще и так быстро организовать новый лагерь. Я просто хотела спросить, почему он с нами так поступил. Думала, убью его.
– Вполне нормальная реакция, – заверил ее Толстяк. – Еще нормальнее было бы сделать это медленно, добавив огонь и нож для колки льда.
Почему-то Оливия не нашла это забавным.
– Вообразите мое удивление, когда меня приволокли к этой деревенщине, – продолжила она. – Первым делом он заявил, что есть только один способ покинуть его племя – трупом, сброшенным в реку.
Чувствуя, как в ушах начинает звенеть от злости, я тряхнула головой, стараясь сосредоточиться на рассказе Оливии, вместо того, чтобы думать, как бы расправиться с этим ублюдком.
– Что о нем известно?
– О Ноксе? – Оливия на всякий случай огляделась, но мы были одни. – Мне не очень много удалось узнать. Вроде бы пару лет назад он улизнул от СППшников и, пока не случилось наводнение, прятался в Нэшвилле. Не знаю, как он убедил присоединиться к нему первых детей, но зуб даю: большинство вступило в его племя не по доброй воле.
Джуд нахмурил густые брови.
– Почему он так ненавидит всех, кто другого цвета? В чем тут дело?
Оливия пожала плечами:
– Кто знает? Никто не рискует спрашивать. Мы и так боремся за каждый кусок пищи.
– Я тоже не понимаю: он даже о своих Синих не очень-то заботится, – заметила я. – А они не уходят, потому что боятся?
Девушка кивнула в сторону деревьев, растущих по другую сторону стоянки, за палатками.
– Стоит только попробовать убежать, как неминуемо нарвешься на патруль, а те, кто попадается, уже не возвращаются. А еще Нокс отбирает все, что у тебя есть, и заставляет «заработать» обратно, а если трудишься недостаточно тяжело, или мало подлизываешься, или не развлекаешь его, то попадаешь сюда. Или идешь на продажу.
– На продажу?..
Я никогда не видела, чтобы Оливия плакала, но сейчас она с трудом сдерживалась.
– Он… Так он добывает пищу. Вы же видели, что город перекрыт? И солдат? Нокс сдает детей, которых считает бесполезными, – меняет на курево и еду. Только теперь они требуют все больше и больше детей, а взамен дают все меньше и меньше. Удивительно, что на нас еще не напали: наверное, ему удалось сохранить это место в тайне.
От рассказа Оливии меня затрясло.
Девушка закусила губу.
– И, конечно, конечно – он отправляет в Белый шатер тех, кого никто не хватится. Он знает, что я ничего не могу с этим поделать, а они не могут сопротивляться. Однажды, когда я попыталась, он забрал двух детей вместо одного.
– А что насчет этого Бретта? – спросила я. – Он поддержал тебя. Можешь ли ты…
– Ничего не получится, – перебила Оливия. – Бретт не такой, как Майкл, хотя второй после него в иерархии. Время от времени Бретт приносит мне вещи для детей, но, если Майкл его поймает… он будет следующим, кто сгинет.
Белый шатер можно было опознать сразу – это была большая, криво установленная палатка из крашеного брезента. Вонь от «шатра» донеслась до нас раньше, чем мы его увидели. Оливия прикрыла рот и нос висевшей на шее красной банданой. Воздух наполнился тяжелым запахом фекалий – дышать стало практически невозможно.
– Вы должны забрать его и бежать, пока он еще в состоянии, – сказала Оливия. – Ваша подруга на складе – вы до нее не доберетесь. Но, по крайней мере, сможете забрать его. Я помогу. Возможно, вместе вы сможете справиться с патрулем.
Джуд сжал мое плечо.
– Все хорошо, – заверила я мальчика. – Это не вариант. Мы ее не оставим.
Джуд кивнул и посмотрел в сторону склада. Его лицо обеспокоенно нахмурилось.
– Они ее не обидят?
Я приподняла бровь.
– Я больше волнуюсь, не обидит ли она их.
– Оливия? – тихо окликнул девушку Толстяк. – Ты в порядке?
Она замерла у палатки, опустив голову и комкая ткань своего платья.
– Он… Мне так жаль, я старалась, очень старалась, но… – с мукой в голосе произнесла она. – Я единственная, кто может им помочь. Он тоже пытался, но…
– Он, – повторила я, чувствуя, как замедляются удары моего сердца. – Кто?
Оливия недоуменно моргнула, шрамы на лице, казалось, проявились еще сильнее.
