– Во внутреннем левом кармане. Сделаешь это для меня?
– Ты… Ты хочешь, чтобы я…
– Да! – хором прошипели мы с Вайдой.
Сначала Джуд замешкался, а потом на его лице вспыхнула самая широкая и самая глупая улыбка, которую я когда-либо видела.
– Хорошо, круто! – кивнул он. – Конечно, я смогу это сделать! Как думаете, мне придется вскрывать замок? Потому что в Штабе мне никак не удавалось открыть одну дверь, когда инструктор Биглоу пытался научить меня… Постойте-ка. – Джуд перевел взгляд с Вайды на меня, и улыбка вместе с сиявшим в глазах воодушевлением мгновенно погасли. – Ребята, а почему вы в клетке?
Предельно быстро, как только смогла, даже Джуд меня почти не прерывал, я рассказала ему, что случилось.
– И это значит, что ты не можешь идти туда прямо сейчас, ясно? – с нажимом в голосе проговорила я. – Придется дождаться вечера, когда у нас будет посвящение.
– Что за посвящение? – спросил он. – Типа драка?
– Это неважно, – отмахнулась я. – Ты сможешь это сделать. Проще простого. Внимание будет приковано к нам, так что тебе предстоит просто улучить правильный момент, чтобы смыться. Потом ты должен связаться с Кейт. А она – дать задание Нико найти место, где мы могли бы добыть лекарства, которые понадобятся Толстяку. Скажи, что это нужно сейчас же и как можно ближе. Все запомнил?
– Оʼкей. – Джуд отступил, подскакивая на носочках от возбуждения. На лице мелькнула еще одна нервная улыбка. – Я обо всем позабочусь.
Его рука инстинктивно потянулась к груди, где раньше висел компас.
– Где он? – испуганно спросила я.
– Отобрали. Когда нас привели. Все круто… все прекрасно. Я найду его. Возможно, он тоже лежит в этой комнате.
– Как остальные? В порядке? – спросила я. – Как Лиам?
– Хм-м… – Мальчишка медлил с ответом, покусывая губы. – Не слишком хорошо. Кажется, Толстяк очень волнуется, хотя он нам ничего такого не говорил. Он сказал, что, если мы не достанем лекарства, скорее всего, что Лиам и остальные дети умрут. И я ему верю. Ру, все плохо. Все очень-очень плохо.
Прижав руку ко лбу, я закрыла глаза, пытаясь подавить подступающую к горлу желчь. «Ты подловила его и не смогла остановить. Лиам умрет, и ты ничего не сможешь сделать. После всего Лиам умрет, и это будет твоя вина».
– Джуд, – проговорила я, просовывая руку между погнутыми звеньями сетки и потянувшись к его рубашке, чтобы снова подтащить поближе. Мальчишка успел меня перерасти. Но сейчас, когда предстояло кое-куда залезть, я была старше и все же опытней, чтобы сделать это незаметно. – Я знаю, ты сможешь. Я доверяю тебе. Но если тебя поймают, ты провалишь операцию, слышишь меня? Мы можем еще что-нибудь придумать.
– Я сделаю это, Ру, – сказал подросток окрепшим голосом, который давал мне надежду. – Я вас не подведу.
Он отступил от клетки, продемонстрировав устремленные вверх большие пальцы, что лишний раз подтверждало – Джуд не отдавал себе отчета, насколько все серьезно. Глубоко вздохнув, я наблюдала, как вечер окутывает его белым облаком и снежные буранчики, словно из любопытства, несутся за ним по пятам. Мальчишка шел быстро, излучая такую неудержимую энергию, что даже ветер, казалось, сменил направление, чтобы поспеть за ним.
Я знала, что он это может: во время обучения взлом был одной из первых задач-симуляций. И, если честно, ужасная правда заключалась в том, что хотя по части скрытности Джуд создавал эффект грохнувшихся о землю медных тарелок, но мальчишка был и одним из тех, чье исчезновение никто не замечает. Не в толпе, во всяком случае, не сразу.
– Максимум пять минут, – прислоняясь к забору рядом со мной, сообщила Вайда. – Зуб даю, что ровно через пять минут его тощую задницу поймают и вручат Ноксу.
– Тогда мы должны устроить хорошее представление, – предложила я, прикрывая глаза от ветра со снегом, – чтобы дать ему шанс.
Они подобрались к нам тихо, словно призраки, принесенные холодными липкими крыльями ночи.
– Прекрати, – пробормотала я Вайде.
Их было шестеро, поровну мальчиков и девочек, вырядившихся в свою лучшую белую одежду. Дети абсолютно молча вытолкнули нас из-за решетки. Старый полотняный мешок легко скользнул мне на голову, но Вайда не собиралась лишаться ни одного из чувств.
– Все в порядке, – уговаривала я девушку, – держись меня.
Каждая конечность и сустав казались тяжелыми и негнущимися; обычная ходьба пронзала острой болью плечи и бедра. Мы повернули в сторону склада. Почувствовав, как вода, которой была покрыта парковка, переливается через края моих тяжелых ботинок, я сморщилась. Скоро мы окажемся внутри – по крайней мере, там сухо.
Но я так и не дождалась характерного стонущего звука, с которым открывалась металлическая дверь. Значит, ее не открывали.
Вайда, должно быть, подумала о том же – я услышала, как она сказала: «Руби?», а потом что-то забормотала.
– Держись меня, – снова попросила я. А что еще тут скажешь? Что все будет хорошо?
Я вспомнила, как папа, когда я была маленькой, брал меня на университетские спортивные соревнования. В основном на футбол, иногда – на волейбол. Папа любил хорошую игру – любую, – а я больше всего любила просто наблюдать за ним. Как он всем телом подается в ответ на невероятную передачу, как вспыхивает улыбка, когда бейсбольный мяч оказывается у дальнего ограждения. Отец знал наизусть кричалки каждой команды.
Так что, едва услышав, я сразу распознала этот гул: рычание голодной толпы. Ритмичное хлопанье в ладоши. И стиснула зубы, когда дым костра защекотал мне ноздри.
Дети толкали меня вперед, и я снова и снова спотыкалась, когда перешагивала через осыпающийся бордюр, потом ступала на мягкую оседающую землю, потом снова оказывалась на твердой. Утоптанной. Волной раскаленного воздуха обдало руки, когда меня провели мимо чего-то, показавшегося огненной стеной.
Громкие голоса вокруг заглушали даже мои собственные мысли. Всего на секунду мне показалось, что я слышу, как Толстяк выкрикивает мое имя, а ему вторит тихий девичий голос. «Руби, Руби, Руби, Руби» – и что-то еще.
Мы попали в небольшую давку: каждый, казалось, пытался нас оттеснить, помешать попасть внутрь.
Когда лицо мое освободили от мешка, я втянула полные легкие теплого воздуха, пытаясь избавиться от ощущения, словно тысячи иголок впиваются в вены. Вокруг было слишком много лиц – слишком много больших глаз, разбитых губ, исцарапанных физиономий. Запах грязной одежды и тел смешивался с дымом, пока не стал чем-то совсем иным. Вытянув шею, я завертела головой, высматривая Толстяка сквозь лес тянущихся к нам рук. Во тьме мерцали отблески огня.
Наконец, я увидела его и стоявшую рядом Оливию. Джуда, слава богу, не было ни видно, ни слышно, но захлестнувшая меня волна облегчения уступила место ужасу, исходящему от их лиц, губ, тел, пытавшихся протолкнуться вперед. Паника, зудевшая где-то на задворках подсознания, заливала уши, подобно белому шуму. Сложив руки рупором, Оливия что-то нам прокричала. «Классный?» – удивилась я.
